Переплет

Он вышел из тени и заглянул в стойло. На нем была та же темная дорогая одежда, что и вчера; прилипшая к лацкану соломинка переливалась на свету, как тонкая золотая цепочка. На щенков он смотрел, будто прикидывая, можно ли сшить из них пару перчаток.

– Похожи на маленьких пушистых червячков, – заметил он, – только с хвостами.

– Точно, – отвечала Альта, – но такие миленькие, правда? Эмметт, подвинься. – Зацепившись ногами за трещину между двумя досками, она приподнялась, повисла на загородке и потеснила меня в сторону, чтобы Дарне тоже мог посмотреть. – Смотрите…

– Черненький станет отличным крысоловом, – сказал я. – Спорим?

– Папа сказал то же самое! – Альта сморщила нос. Черный щенок зевнул, зажмурив слепые глазки, и устроился спать на соломе. – Но откуда вы знаете? Я вот думаю, вы просто гадаете.

– Вид у него такой, решительный. – Поймав ее взгляд, я рассмеялся. – Правда! Я не придумываю.

– Его-то папа и решил оставить. Сказал, что ухаживать за двумя нам не по силам.

– А беленькую, значит, отдаст Альфреду Картеру?

– Нет. Миссис Картер сказала, что у них своих собак хватает. Придется поискать малышке других хозяев. – Альта погрустнела. Ледяной ветер дул мне за шиворот.

– Вы собираетесь ее продать? – спросил Дарне.

Я глянул на него поверх головы сестры, потом отвернулся.

– Это же терьер, – ответил я. – Не каретная собака[5]и не охотничья.

– И что?

– Если она никому не нужна, значит, ничего не поделаешь, придется…

– Брось, Эм, – вмешалась Альта. – Кто-то из Миллеров наверняка ее возьмет. Или цыгане, если вернутся в этом году… Им же всегда собаки нужны, верно? – Веселость в ее голосе была напускной.

Малыши перебирали лапками, забывшись доверчивым щенячьим сном.

– Да, – ответил я, – мы обязательно ее пристроим.

Дарне нахмурился.

– А если не пристроите?

Я бросил быстрый взгляд на Альту. Та смотрела на щенков и притворялась, что не слышала, но глаза ее были безрадостными.

– Не волнуйся об этом, – ответил я.

– Но что с ней будет?

Я заколебался. Альта подняла взгляд и опустила. Взяв соломинку, стала теребить ее и оплетать пальцы. Дарне не отрывал от нее взгляд.

– Тогда отец ее утопит, – сказал я. Последовала тишина, в которой слышался лишь шорох соломы и плеск струи помочившейся лошади. Альта бросила соломинку в стойло, сжав губы.

– Но ведь не может…

– Ты спросил, Дарне. А я ответил.

– Ясно.

– Неужели? Здесь, на ферме, мы не можем позволить себе привязываться к животным.

Вмешалась Альта:

– Эм, прекрати, прошу. Не надо…

И в ту же секунду Дарне спросил:

– А можете отдать ее мне?

Альта резко развернулась, уцепившись рукой за стенку стойла. Мы оба уставились на Дарне. Наконец я произнес:

– Что?

– Можно я… возьму ее себе? Я вам заплачу. И буду о ней заботиться. Я никогда… я хоть и не фермер, но постараюсь хорошо за ней ухаживать.

– За беленькой?

– Что? Да. А ты думал, я о ком?

– Но зачем тебе терьер?

– Я просто… – Он сделал глубокий вдох. Что-то мелькнуло в его глазах. – А какое это имеет значение? Обещаю, я позабочусь о ней.

– Ну конечно, идеально, большое спасибо! И у щенка будет хороший дом, правда, Эм? Папа так обрадуется! Спасибо, Люциан!

Альта спрыгнула с перегородки, и Дарне протянул руку, поддерживая ее. На миг она засомневалась, брать его руку или нет; их ладони почти коснулись друг друга, и она вспыхнула. Дарне улыбнулся, она ответила ему тем же. Не глядя на меня, она проговорила:

– Какой Люциан добрый, верно, Эм?

– Мы найдем ей другой дом.

Я обрадовался, увидев, как померкла улыбка Дарне.

– Не говори ерунду! Ты можешь взять ее, Люциан. Ты ведь спас мне жизнь! А теперь спасешь еще одну. – Она шагнула ему навстречу, сжав пальцы в кулак, словно все еще чувствовала его полуприкосновение.

Он покосился на меня, и взгляд его был нечитаемым. То, что на миг в нем промелькнуло раньше, исчезло. Он повернулся к Альте и сказал:

– Спасибо.

– Пойду скажу отцу! – выпалила Альта, ее глаза блестели. Она хлопнула дверью конюшни и закашлялась на холоде. Потом снова стало тихо.

Дарне молча разглядывал щенков. Я же сверлил его взглядом до тех пор, пока он не поднял голову и не посмотрел на меня.

– Ты сможешь забрать щенка, лишь когда ему исполнится три месяца, не раньше.

Он кивнул. Золотистый отблеск лампы делал его лицо похожим на древнее позолоченное изваяние. В дверь ворвался сквозняк и погнал по полу соломинки; меня пробрала дрожь. Я стиснул зубы, чтобы он не заметил.

– Но я бы хотел навещать ее в промежутке. Чтобы она ко мне привыкла.

Я уже собирался уходить, но споткнулся и остановился; гвозди на подошвах так громко царапнули по полу, что Крепыш зашевелился в стойле и шумно выдохнул через рот. Дарне смотрел на меня открыто, бесхитростно; мой взгляд скользнул по его белоснежному воротнику, соломинке на лацкане, блестящим черным сапогам. Как он умудрился пройти по двору и не запачкать их?

Я протянул ему руку.

– Хорошо сыграно, отдаю тебе должное.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты ведь этого добивался? Теперь у тебя есть повод приходить к нам постоянно.

Он взглянул на мою протянутую руку. Я отдернул ее, прежде чем он успел пожать ее и унизить меня этим.