– Пойдем. Еще увидимся, Альта, – сказал он громче, и мы, не сговариваясь, повернулись и бросились к воротам наперегонки, толкаясь локтями; каждый хотел первым открыть засов. Когда ворота за нами захлопнулись, мы побежали дальше, хихикая, как дети.
– Нехорошо это, – сказал он наконец, выбившись из сил.
– Да уж. Хочешь, вернемся?
– Нет. – Мы переглянулись и побежали быстрее. Клякса прыгала вокруг и восторженно лаяла, решив, что это игра.
Мы нырнули в арку и очутились за каменной стеной разрушенного замка, где никто не мог нас увидеть. Там мы наконец смогли дотронуться друг до друга, и все перестало существовать, кроме прикосновений его губ, рук и кожи.
После мы лежали в тишине, и он вдруг спросил:
– А почему ты раньше так меня презирал?
– Ты был таким… надменным. Настоящий лорд.
Он засмеялся. Лежал на спине, затенив глаза рукой от солнца. Потом с улыбкой перевернулся набок, чтобы видеть меня.
– Прости. Никогда не слышал, чтобы это слово произносили с такой ненавистью.
– Ты должен понимать, о чем я. Ты стоял там с таким видом, будто эти развалины принадлежат одному тебе. – Мне не хотелось шевелиться, и я указал плечом в сторону двора с колодцем.
– Они действительно принадлежат мне. То есть почти.
– Твой дед обманом завладел этими землями, а раньше они принадлежали моему деду, – заметил я. – Слыхал об этом? Лес, где я, по твоему мнению, незаконно отлавливаю кроликов, на самом деле когда-то был нашим. Но твой дед нанял адвокатов и поклялся, что эти угодья всегда принадлежали Арчимбольтам.
За стеной залаяла Клякса. Мы отпрянули друг от друга, я принялся поспешно застегивать рубашку, но через миг Клякса снова притихла. Люциан лег на траву.
– Лягушки, – промолвил он. – Нет, я об этом не знал.
– А потом ты стал увиваться за Альтой, как господин, решивший воспользоваться правом первой ночи. В тот день, когда ты ее спас, мой отец чуть ли не в ноги тебе кланялся.
– Но я спас ей жизнь!
– Я тоже там был. И если бы тебя там не оказалось, сам бы спас ее.
– Если бы меня там не оказалось, – проговорил Люциан, – она бы не вышла на лед.
– Так ты знаешь?
– Она сама призналась.
Я раздавил ощипанную ромашку большим пальцем. Ох, Альта. Считает себя такой хитрой, а сама взяла и раскрыла перед ним все карты.
– Зря она это сделала.
– Эмметт… – Он потянулся ко мне, но я не пошевелился. – Ты же знаешь, что я ее не обижу?
– А если она узнает о нас? Что тогда будет?
– Я тогда не шутил про предложение руки. Скажи лишь слово, и я женюсь на ней, – проговорил он очень тихо.
Я потер лицо, словно стирал грязное пятно.
Он перекатился набок и принялся рассматривать пушистый мох, наросший на камнях у основания стены. По камню полз муравей; Люциан вытянул палец, и муравей перебрался ему на руку.
– А что ты думаешь по поводу того, чтобы стать моим секретарем? О деньгах даже не думай. Скопишь Альте на приданое.
Я не ответил. Он смахнул муравья в траву.
– Прошу, Эмметт, подумай. Из тебя выйдет отличный советник, я даже не сомневаюсь. Крестьянская смекалка и чутье… ладно, ладно, молчу! – Я повалил его на землю, а он даже не сопротивлялся. Он поднял руку и погладил меня по голове, не глядя мне в глаза. – Пойдем ко мне сегодня, переночуешь в особняке. Когда вернешься домой, скажешь родителям, что я собеседовал тебя на должность управляющего.
Я отпустил его.
– Что?
– Всего на одну ночь. Или на несколько ночей. Прошу. Я пошлю письмо твоим родителям и все объясню.
– Не могу. Ты же знаешь. Нужно отцу помогать. Если не я, то кто…
– Неужели ты настолько незаменим?
Я сел. Солнце поднялось высоко; я и не заметил, как пролетело время.
– Такова жизнь на ферме, Люциан. Работа не ждет.
– Альта несколько недель болела. Неужели пару дней без тебя не обойдутся? Прошу, Эмметт.
Я поднялся на колени и принялся застегивать пуговицы на рубашке.
– Мне пора.
Он схватил меня за запястье.
– Когда мы втроем – ты, Альта и я, – невыносимо притворяться, что меня интересует только она.
Я посмотрел на него, а потом отвел взгляд. В зарослях глицинии над нашими головами раздался шорох, и несколько сливочно-белых лепестков с коричневой каймой оторвались и пролетели мимо. На том берегу беспечно закурлыкал сонный вяхирь; вдали заблеяли овцы и пробили часы.
– Хорошо, – ответил я.
Он потянул меня за руку, и я неохотно лег рядом.
Люциан улыбнулся. В тот самый момент я решил, что никогда не забуду, каким он был в тот день; как лежал, щурясь на солнце, с травинкой, приставшей к виску.
– Я знаю, почему ты меня ненавидел, – проговорил он. – Ты желал меня и боялся своего желания.
Комната Люциана в Новом доме находилась на самом верхнем этаже, в мансарде. Она была тесной, со скошенным потолком и маленьким чугунным камином, но из створчатого окна открывался вид на террасу и руины старого замка.