Переплетение времен

Его слова прозвучали явной угрозой и это поняли все: и венгры и радхониты и Урхо. К тому же все они смотрели на жреца с нескрываемым удивлением. И неудивительно, ведь свою последнюю последнюю фразу он сказал по-русски. Именно по-русски, и это не был полянский язык или то скандинавское наречие, которое Анюта назвала "русским" при нашем первом знакомстве. Нет, эти слова он произнес, хотя и с заметным акцентом, на языке Пушкина и Достоевского…

Тень крыльев

Аудиенция закончилась на мрачной ноте; радхониты скомкали визит и быстренько распрощались, к явному облегчению соправителей. Было похоже на то, что капюшононосец достал всех: и гостей и хозяев. Не знаю только позлорадствовал ли он по этому поводу или нет: капюшон не пропускал эмоции. Кто он, этот подозрительный персонажа? Откуда он знает язык, который появится лет через семьсот-восемьсот? И что за такой знакомый акцент у него? Почему он назвал меня "товарищем"? Ответов не было и от этого мне стало тревожно.

Из правительственной юрты нас провожал сдержанно кланяющийся венгр: не то чиновник, не то слуга соправителей. Оказывается, нам была выделена гостевая юрта, не такая огромная, как дворец соправителей, но весьма просторная, с очагом и шкурами на полу. Нам также выделили паек лепешками, мясом и молоком, а о вине следовало заботиться самим. Совсем как в комплексах "все включено", подумал я. Вне всякого сомнения, удобства у степняков были на более высоком уровне, чем у оседлых славян. Во всяком случае, спать в просторной юрте на кошме накрываясь мягкой овчиной было много приятней, чем ворочаться на узкой лавке в тесной избе. На ютной подстилке меня быстро сморил сон, но я еще успел заметить как Урхо закутался с головой в плащ и со словами "вернусь поздно", исчез за дверным пологом.

В степи ночи холодные даже летом, несмотря на то, что мы были много южнее Киева. Но в гостевой юрте хватало мехов и я неплохо выспался, завернувшись в несколько овчин. Ванной и туалета в юрте не было, но река была под боком и мы с радхонитами спустились по крутому берегу к удивительно чистым водам Малого Танаиса. Там мы, к своему удивлению, встретили Урхо, кивнувшего нам так весело и непринужденно, как будто мы договорились об этой встрече, хотя было совершенно непонятно, где он провел ночь. Когда мы вернулись в юрту, радхониты, позавтракав лепешкой и кумысом, отправились по своим делам и мы с Урхо остались одни.

– Где ты пропадал? – спросил я его.

– Щупал местных девок – нагло заявил он – Ох и хороши у угринов девки! У них, у девок этих, похоже, просто печка между ног, можно невзначай и сгореть.

Озвучивая эту пошлятину, он делал мне знаки, прикладывая ребро ладони ко рту, молчи мол.

– Пойдем, подышим воздухом.

Это требование сопровождалось до нельзя похабными объяснениями, почему именно сейчас ему потребовался свежий воздух. Когда мы на этот воздух вышли, то он незаметно указал головой на кочевника, беззастенчиво спавшего под пологом нашей юрты. Спать у стенки чужого жилища вряд ли было национальным обычаем, да и храпел соглядатай слишком уж ненатурально. Чего опасался "кендю"? Или это был "дьюла"? Кто из двух соправителей отвечает за внутреннюю безопасность? И чего именно они опасаются? На все это вопросы пока не было ответа. Соглядатая, по хорошему средневековому обычаю, наверное следовало тихо зарезать для острастки прочим. Но еще лучше было использовать его как канал дезинформации. Урхо вряд ли читал труды Сунь Цзы, однако предложил он именно это, не подозревая о принципе "Божественной сети" великого китайца. Итак, в юрте мы должны были говорить о девках и о том, как бы полегче добраться до Итиля, а все остальное обсуждать на свежем воздухе.

– Хочешь знать, где я был? – начал Урхо – Я навешал кое-кого в кочевье, есть тут у меня свои источники. И эти источники шепнули мне, что Курсан может быть еще и остается "кендю" племени "медьери", а вот Альмош уже не просто "дьюла" племени "медьери". Он стал воеводой всех семи венгерских и трех примкнувших к ним хазарских племен. На "курултае", собрании правителей, его провозгласили Великим Князем – "надьфейеделемом".

"Хорошо это для евреев или плохо?" – хотел я было задать классический вопрос, но не был уверен, что еврейский юмор настолько популярен в Киевской Руси.

– Непонятно, хорошо это или плохо для нас – сказал Урхо, вероятно прочитав мои мысли – Но есть еще кое-что, что сообщил мой верный человек, опустошив при этом наполовину запас серебра, выданный мне князем.

Впервые Урхо был со мной столь откровенен, хотя я давно заметил, что к его кожаному поясу пришит изнутри второй – матерчатый и он тускло позвякивает.