Переплетения

Теодор Шацкий взял две порции – для себя и Вероники, поставил их на пластиковый поднос рядом с двумя кофе-заливайками и отнес к столику. Ему недоставало старого судебного буфета – большого зала высотой десять метров, с пожелтевшими от старости, грязи и жира стенами, наполненного запахом жареных блинчиков и плохих сигарет. Он был заставлен металлическими столиками и напоминал зал ожидания в провинциальном вокзале. Магическое место, подъем на его высокую лестницу, ведущую в буфет, был сродни взгляду в микроскоп на поперечное сечение главной артерии польской системы справедливости. Судьи обычно сидели поодиночке на галерее, за обедом из двух блюд. Адвокаты – как правило, за совместным кофе, с ногой, закинутой на ногу, сердечно приветствующие друг друга, но в то же время небрежно, как бы нехотя, как если бы они зашли в клуб на сигару и стаканчик виски. Свидетели из столичного полусвета, местные знаменитости и исхудалые женщины в вечернем макияже – чувствующие себя здесь так же уверенно, как в любом другом месте. Мужчины, склонившиеся над куском мяса, и женщины, цедящие минеральную воду из бутылки. Семьи пострадавших – серые, грустные, чудом выбирающие каждый раз самый скверный столик и подозрительно глядящие на всех вокруг. Прокуроры – глотающие в одиночку что попало, лишь бы скорее покончить с едой. Они понимали, что им не успеть и что при самой активной деятельности все равно будет мало, всегда что-то останется на следующий день, и так расписанный по минутам. Они приходили в бешенство от каждого объявляемого перерыва, слишком короткого, чтобы успеть что-нибудь сделать, и слишком долгого, чтобы спокойно его переждать. Судебные журналисты, толпящиеся у столика, где не хватало места для всех чашек кофе, пачек сигарет, пепельниц и тарелок с окурками. Чересчур шумные, обменивающиеся шутками и анекдотами, время от времени вскакивающие при виде знакомого юриста, чтобы поприветствовать его, отозвать в сторонку, шепотом задать вопрос. Остальные глядят в их сторону в надежде услышать что-то новое, чего еще не знают.

– Какие ньюзы? – спрашивают они вернувшегося коллегу, понимая, что тот ответит неизменной шуткой:

– Э, там ничего особенного, завтра в газете прочтете!

В новом буфете от этого климата почти ничего не осталось, все казалось обыкновенным. Вероника добила его, сказав, что ей тут хорошо, и атмосфера такая же, как в столовке городского правления.

Он сел рядом с женой, поставил перед ней кофе и яйцо. Та прекрасно выглядела. Рабочий костюм, макияж, тонкая бордовая блузка, декольте. Когда они встретятся вечером, на ней будет ти-шорт, тапочки из ИКЕА и маска повседневной усталости.

– Боже, какое ужасное дело, – сказала она, доливая в кофе сливки из пластмассовой коробочки.

– Снова Берут? – спросил он. Большинство дел, которые вела Вероника, касалось недвижимости, которой люди лишились после войны, после вступления в силу декрета Берута[61]. Теперь они возвращали свои дома, но если за это время несколько коммунальных квартир оказывались проданы арендаторам, хозяин фактически получал назад только часть дома. Поэтому он подавал в суд на город, требуя компенсации. Каждое такое дело было нудной лотереей, с помощью крючкотворства иногда удавалось переложить долг с города на государство, иногда отложить выплату долга и редко когда выиграть.

– Нет, к сожалению, – она сняла жакет и повесила на спинку стула. Блузка с короткими рукавами, был виден шрам после прививки от туберкулеза, и внезапно у него возникла огромная охота на секс. – Город выделяет целевые дотации сотням организаций, за которые они потом должны рассчитываться. Год назад небольшие деньги выделили детскому клубу, который занимается на Праге детьми с ADHD и прочими отклонениями. В основном это дети из пражских семей, можешь себе вообразить. И нам представили отчет, где черным по белому написано, что из этих денег они заплатили за электричество, иначе им его отрубили бы, а деньги были даны на терапевтическую деятельность.

– Трудно заниматься терапевтической деятельностью без электричества, – прокомментировал муж.

– Господи, Тео, не тебе объяснять такие вещи. Но правила никто не отменял. Раз они неправильно использовали дотацию, я должна им написать, чтобы вернули деньги…

– А они, конечно, не платят, потому что нечем.

– Поэтому мы вынуждены обратиться в суд. Ясно, что выиграем дело, пошлем судебного исполнителя, а тот ничего с них не слупит. Тотальная фикция! Конечно, эти педагоги уже были у меня, плакали и умоляли, сейчас то же самое будут делать в зале суда. Но я, правда, ничего не могу. – Она спрятала лицо в ладонях. – Правила есть правила.

Он наклонился, взял ее за руку и поцеловал ладонь.

– Зато ты выглядишь секси, – сказал он.

– А ты извращенец. Оставь меня в покое, – рассмеялась она и оплела его ноги своими. – Самое время для секса, нет? Вечером, дома, нам снова не будет хотеться.

– Сделаем себе кофе и посмотрим. Может, получится.

– Я заварю большой кофейник, – она прошлась пальцем по краю блузки, еще сильнее обнажив декольте.

– Только останься в этой блузочке.