Переплетения

– Чего ты, – обиделся полицейский. – Вызовешь ее, поглядишь, напишешь какую-нибудь чушь в протоколе. Все займет минут пятнадцать, больше времени понадобится, чтобы сбегать за вибратором в секс-шоп.

– Отвяжись. Она что-нибудь сказала?

– Что Теляк не расставался с цифровым диктофоном, на который все записывал. Служебные встречи, идеи, заметки, разговоры, сроки. Одни надеются на свою память, некоторые записывают, другие делают заметки в мобильнике. Он диктовал. Я позвонил его жене, и та утверждает, что в доме диктофона нет.

– Значит, все-таки что-то пропало, – констатировал Шацкий.

– Похоже на то. Странно, что именно это.

– Так, это немного разрушает удобную теорию о перепуганном взломщике, разве нет? Оставить бумажник, полный кредитных карт, и забрать диктофон – довольно странно.

– Ты думаешь, нам следует провести обыски во всех квартирах? – поинтересовался Кузнецов.

– Понятия не имею. Как раз об этом думаю, – ответил Шацкий, массируя большим пальцем основание носа. Ему была нужна кола. – Нет, пока нет. Подождем до понедельника. Мне надо кое-что проверить.

Кузнецов не настаивал, но Шацкий знал, что тот другого мнения. И, кто знает, вероятно, прав. Он не хотел решаться на налет по всем квартирам всех подозреваемых. Чувствовал, что это неправильно.

В конце концов он отказался от колы и следующие три часа искал эксперта по терапии расстановок. При случае убедился, что Цезарий Рудский фигурировал в общем списке экспертов. Его в первую очередь и рекомендовали. Только после нескольких звонков знакомым из института на аллее Собеского ему назвали другую фамилию.

– Тип довольно странный, но если с ним поладить, очень интересный, – сказал знакомый психиатр. Несмотря на давление Шацкого, он не захотел объяснить, в чем заключается странность, повторял лишь, что Шацкий должен сам в этом убедиться.

– Мне хотелось бы только увидеть протокол этой встречи, – сказал он в конце разговора и разразился диким хохотом.

Врач, исцелися сам, подумал Шацкий. Как всегда, когда он имел дело с психологами и психиатрами.

Терапевта звали Иеремиаш Врубель. Шацкий позвонил ему, коротко представил дело и договорился о встрече на пятницу.

Хотя разговор был кратким, у него не сложилось впечатления, что он имеет дело с очередным психом.

7

В кабинете царил стиль семидесятых годов, но ему это не мешало, совсем наоборот. Иногда он даже выискивал на «Аллегро» какой-нибудь гаджет той эпохи, новый экспонат для своего музея. Недавно купил Большую всеобщую энциклопедию PWN [57] шестидесятых годов – тринадцать томов – и примерялся к оригинальному советскому изданию «Истории Второй мировой войны», двенадцать томов. Такие издания хорошо смотрелись в застекленной библиотеке.

Библиотека, большой полированный стол, лампа с зеленым абажуром, эбонитовый телефон, черное кожаное кресло на хромированной подставке. Дубовый паркет, толстый бордовый ковер, на стенах – темные панели. Он не мог отказать себе и в оленьих рогах, повешенных над дверями. Ужасный кич, но к внутреннему убранству комнаты подходил как нельзя лучше.

В кабинет мог входить только он. Сам его убирал, стирал пыль, мыл окна. Двери запирались на один мощный замок, к которому подходили всего два ключа. Один он всегда носил с собой, другой был спрятан в сейфе в конторе на Ставках. И речь шла даже не о хранимых в кабинете ценных предметах или секретных документах. Хотя, несомненно, ревизия выявила бы факты, способные испортить карьеру не одному видному деятелю. Для него была важна приватность. Это только его место, куда никто – ни жена, ни любовница, ни посещавшие все реже дети – не имели хода.

Теперь он сидел у окна в глубоком кресле, обитом темно-зеленым вельветом, пил чай, читал книгу Нормана Дэвиса [58] о Вроцлаве и ждал звонка. Он был спокоен, но, несмотря на это, не мог сосредоточиться на чтении. В третий раз начинал один и тот же абзац, и каждый раз его мысли ускользали в сторону Хенрик и ведущегося следствия. Ему хотелось знать, что придумал пан прокурор Теодор Шацкий.

Наконец телефон зазвонил.

– Говорит Игорь. Я все получил. Переслать вам факсом весь документ?

– Не преувеличивай, у меня есть более интересное чтение, – он заложил книгу Дэвиса открыткой, которую получил от дочери, живущей в Санта-Фе, и положил ее на столик возле кресла. – Можешь вкратце.

– Фактическое состояние есть фактическое состояние. Ничего такого, чего бы мы не знали. Хенрик плюс терапевт плюс трое пациентов. Пациенты ранее не знакомы, терапевт лечил Теляка индивидуально в течение полугода. Приехали на место в пятницу…

– Не томи. Следовательские версии?

– Первая: Хенрик был убит случайно, человеком, совершившим кражу со взломом.

– Это нас не волнует. Следующая?

– Убийцей был один из пациентов или терапевт. Каждый из них имел возможность, но никто, как следует из собранного доказательного материала, не обладает мотивом, который мог бы стать основанием для совершения убийства. По крайней мере – прямым. Некоторые улики показывают, что терапия шла тяжело. Под влиянием эмоций кто-то из пациентов мог лишить жизни Хенрика.