Рядом пара двадцатилетних лежала настолько близко друг к другу, что еще миллиметр, и получился бы сексуальный контакт в публичном месте. Они поочередно что-то тихо шептали либо громко смеялись. Он неохотно поглядел в их сторону. Девушка ничего себе, хотя ей стоило бы слегка проредить заросли под мышками и пару раз сходить на аэробику. Парень тщедушный, как и все в этом поколении. Худые ручки, худые ножки, небритая щетина, грудь как у туберкулезника.
– Им следует поднять цены, – сказал он Игорю настолько громко, чтобы наверняка быть услышанным молодой парочкой. – А то тут всякое быдло может сидеть часами…
Игорь понимающе кивнул. Парочка вначале затихла, затем парень что-то прошептал, и девица стала хохотать как ненормальная. Ему захотелось встать и дать парню в морду. Однако он решил не обращать внимания.
– Похоже на то, что с Хенриком все будет тихо? – обратился он к Игорю.
– Да, пожалуй, нам нечего волноваться, – ответил тот. – Сегодня Шацкий должен написать план следствия, и мы узнаем больше.
– Когда мы его получим?
– Вечером, – ответил Игорь, будто получение копий всех служебных документов из всех прокуратур Польши было для него повседневным делом.
– Прекрасно, – сказал председатель и глотнул соку. Ему нравилось, когда все вокруг происходило предсказуемо и безупречно.
Кузнецов растил сына того же возраста, что и Бартош Теляк, и в последнее время называл его не иначе как «зверь».
– Временами мне хочется поставить замок в дверях нашей комнаты, – говорил он. – Он такой большой, кудлатый, ходит как тигр в клетке. Настроение у него меняется каждые десять минут, а гормонов в крови больше, чем у легкоатлета – стероидов. Когда мы вечером ссоримся, я думаю: придет он с ножом или не придет? А если придет, справлюсь ли я с ним? Вроде бы я не инвалид, но и у него все на месте.
Такие рассказы свидетельствовали единственно о том, что Кузнецов – псих. Больное воображение и долголетняя работа в полиции довели его до биполярного расстройства[56]
. Так всегда думал Шацкий. Теперь, когда он сидел напротив подростка, ему пришло в голову, что в иррациональных высказываниях полицейского была частица правды. Теляка отличала очень тонкая, гравюрная красота. Черные волосы и брови подчеркивали бледность кожи. Худобу не могли замаскировать ни широкие штаны, ни просторная блуза. Наоборот – благодаря одежде он казался еще более хрупким. Шацкий знал, что мальчик смертельно болен. Но, несмотря на это, в его движениях и глазах проявлялась хищность, агрессия и отчаяние. Может, по-другому нельзя, когда приходит время бороться за свое место в мире? Шацкий не помнил, что происходило с ним в этом возрасте. Много пил, часто онанировал и много говорил с коллегами о политике. А что кроме? Черная дыра. Ссорился с родителями, это точно. Но разве он их ненавидел? Бывали ли минуты, когда он желал их смерти? Согласился ли бы на их смерть, если бы это могло обеспечить свободу и независимость? Ему припомнился процесс подростка из Пруткова, убившего мать, который объяснял в суде: «…и тогда у меня в голове появилась мысль, чтобы матери не было». Могла ли подобная мысль родиться в голове сына Хенрика Теляка?ПРОТОКОЛ ДОПРОСА СВИДЕТЕЛЯ.
Бартош Теляк, родился 20 марта 1991 года, проживает по ул. Карловича в Варшаве. Образование среднее, ученик гимназии № 2 на ул. Нарбутта. Отношение к сторонам: сын Хенрика Телята (потерпевший), за дачу фальшивых показаний не наказывался.
Предупрежденный об ответственности по ст. 233 УК, показал следующее…
Через пять минут у Шацкого возникло желание написать большими буквами на протоколе: «Хрен он показал!», – поскольку молодой человек стремился общаться с ним исключительно с помощью жестов, полуслов и односложных выражений.
– Что ты знаешь о терапии своего отца?
– Ходил.
– Что еще?
Кручение головой.
– Вы с ним об этом разговаривали?
Кручение.
– Знаешь людей, с которыми он ходил на терапию?
Кручение.
– Узнаешь кого-нибудь на этих снимках?
Кручение.
Полная бессмыслица, подумал Шацкий, так мы ни к чему не придем.
– Что ты делал в субботу вечером?
– Играл.
– Во что?
– «Call of Duty».
– Первая или вторая часть?
– Вторая.
– Какая компания?
Мальчик заерзал на стуле.
– Простите?
– Русская, английская или американская?
– Русская.
– Ты, наверное, далеко не ушел.
– Факт. Не могу в «Сталинграде» пройти участок, когда нужно отстреливаться из окна ратуши. Я не в состоянии их всех убрать, всегда кто-то проскользнет низом и зайдет мне в спину. А когда повернусь назад, спереди давит вся фашистская армия с автоматами.
Шацкий закивал с пониманием. Даже у него на выполнение этой миссии ушло несколько часов.
– К сожалению, тут нет хорошего решения, – сказал он. – Сначала нужно выбить столько, сколько удастся, а потом следить за тем, что происходит в тылу, и охотиться со снайперкой винтовкой только на тех, у кого автоматы. Если достаточно долго выдержать, в конце появится информация о новом задании. Идиотская миссия, трудность заключается в том, что традиционное число немцев умножили на десять. Но вообще игра в порядке.
– И так это должно было выглядеть, как вы считаете?