Переплетения

– Ожидают смены караула и на всякий случай стараются быть более радикальными, бескомпромиссными и твердыми, чем единственное яйцо, из которого вылупились наши Братья[53].

– Раз вы так хорошо все понимаете, пан прокурор Шацкий, зачем приходите ко мне со скандалом? Я же вам не враг. Понимаю, что если время от времени не сгибать спинку, нам придется уйти в отставку и на наше место придут «мерни верни»[54]. Вы думаете, так будет лучше для этого живописного места, районной прокуратуры Варшава-Центр?

Шацкий положил ногу на ногу, поправил отворот брюк и глубоко вздохнул.

– Я вам кое в чем признаюсь, – сказал он.

– Что-нибудь пикантное? – спросила она.

Он не улыбнулся. Янина Хорко была последним человеком на планете, с кем он желал флиртовать.

– Неделю назад мне позвонил Буткус.

– Тот литовский гангстер?

– Собственной персоной. Первое заседание назначено через два месяца. Он сказал, что не раскаивается и что если бы я, например, захотел изменить цвет флажка с красного на зеленый, он готов заплатить 20 000 – за факт принятия на себя его защиты, 10 000 – за каждое заседание и дополнительно 50 000 – за оправдание.

– И вы были бы способны?..

Хорко уселась поудобнее в кресле и расстегнула верхнюю пуговицу блузки. Шацкий почувствовал, что потеет. Это происходит на самом деле?

– Конечно. Я вел следствие, прежде чем звезды с Краковского отобрали его у меня, а еще помогал им писать обвинительный акт.

– Не об этом речь. Были бы вы способны перейти на другую сторону баррикады?

Шацкий с минуту сидел молча. Если бы он был способен, давно это сделал бы. Что его тут держало, если не детская вера в звезду шерифа? У него была государственная твердая зарплата, одинаковая в центре Варшавы и в какой-нибудь Пипидувке на Восточной стене. Никаких премий. Запрет любого дополнительного заработка, кроме лекций, на которые требовалось специальное разрешение – при условии, что кто-нибудь вообще предложит такую редкость. Ненормированный рабочий день, что на практике означало шестьдесят часов в неделю. Вдобавок он обязан ассистировать при вскрытии трупов и безропотно выполнять распоряжения своих разнообразных начальников. Во всей прокуратуре было больше шефов и руководителей, чем директоров на государственных предприятиях. Общество считало, что прокурор – злой парень, который выпускает бандитов, пойманных доброй полицией. Или злой парень, который так запорол свою бумажную работу, что суду приходится выпускать бандита. Придурки с Вейской,[55] в свою очередь, были уверены, что в лице прокуратуры у них есть частная армия для борьбы с политическими противниками. Что и говорить, заебистая работа, подумал он с горечью. Стоило стараться во время учебы.

– У этой баррикады много сторон, – уклончиво ответил он, не желая ни в чем признаваться.

– Конечно, пан прокурор. Я вижу глазами души, как вы сидите в канцелярии какого-нибудь советника и готовите письма с уведомлениями или обдумываете, как слупить с должника дополнительные проценты.

Хорко начала играть с воротничком блузки. Если она наклонится, придется заглянуть в ее декольте. А этого ему не хотелось.

– У каждого найдутся счета, по которым нужно платить, – пожал он плечами.

– Перейдем к делу. Вы ведь напишете обвинительный акт, пан прокурор? Может, мы найдем компромисс. Пусть это будет обвинение не в убийстве, а в неоказании помощи. Всегда что-нибудь найдется. Посмотрим, что они с этим сделают.

Он неохотно кивнул. Тоже думал об этом.

– Предупреждаю: акт обвинения не будет ни очень длинным, ни слишком убедительным.

– В любом случае я его парафирую. Напоминаю вам о плане следствия по делу Телята и обвинительном акте по делу Нидзецкой.

Он кивнул и встал.

– Приятно было с вами поговорить, пан прокурор, – сказала Хорко и улыбнулась пламенной улыбкой. Шацкому вспомнились персонажи с картин Брейгеля. Он ответил неуверенной полуулыбкой и вышел.

Бартош Теляк сидел на стульчике у дверей его комнаты и играл с мобильником.

4

Он любил приходить в сауну на Варшавянке в середине дня, когда не собиралась дикая толпа и всем можно было спокойно пользоваться. Забрался на верхний полок сухой сауны и сидел, пока не заплясали темные круги перед глазами, а каждый вдох не стал обжигать гортань. Вышел, повесил полотенце на колышек и отправился голышом к большому бассейну с холодной водой, стоявшему посредине помещения. Миллионы иголочек впились в его тело. Он погрузился в воду и только потом вскрикнул. Как же это великолепно! Полежав еще минутку в холодной воде, он вылез, завернулся в полотенце и устроился на лежаке в саду. Игорь подал ему бутылку холодного апельсинового сока. Да, бывают минуты, когда человеку необходимо лишь немного тепла, немного холода и немного апельсинового сока. Парни из варшавской команды – не то, чтобы он их любил, – знали, что делают, устраивая себе чудесный бассейн.