Она кивнула. Без энтузиазма, но с пониманием.
– Вы пользуетесь средствами от бессонницы? – спросил он.
Она наморщила лоб, видимо, пытаясь понять, к чему он это спросил.
– Время от времени, – ответила, подумав. – Сейчас довольно редко, но когда-то была от них практически в зависимости, принимала каждый вечер.
– В зависимости?
– Не в том смысле, как наркотики. У меня были проблемы – не могла заснуть, и врачи мне их прописали. В конце концов, прием стал таким же обычным делом, как чистка зубов перед сном. Я испугалась, осознав это. Между прочим, поэтому я пошла к терапевту.
– И вы продолжаете их принимать?
– Не чаще, чем раз в пять-семь дней. Иногда реже.
– Каким лекарством вы сейчас пользуетесь?
– Транкилоксил. Это французское средство.
– Сильное?
– Довольно-таки. Выдается по рецепту. Все же я долго его прннимала, и что попало теперь на меня не действует.
– Когда вы в последний раз принимали транкилоксил?
Она покраснела.
– Вчера, – призналась она. – Последнее время я плохо сплю.
– Догадываетесь, почему я спрашиваю?
– По правде говоря, нет.
Он не спешил со следующим вопросом. Возможно ли, чтобы Теляк украл у нее таблетки? В таком случае она заметила бы их отсутствие.
– В комнате пана Теляка в монастыре на Лазенковской нашли пустой пузырек из-под транкилок-сила. Патолог утверждает, что пан Теляк принял большое его количество, a потом его вырвало – до момента убийства. На пузырьке есть отпечатки пальцев, его и ваших. Как вы можете это объяснить?
Ярчик побледнела. Не сводила с него перепуганного взгляда. И молчала.
– Слушаю вас, – напомнил он.
– Я… я… Мой Боже, только теперь я вспомнила, – вырвалось у нее. – Вы же не думаете, что я. О, мой Боже.
Она расплакалась.
– Простите меня, пожалуйста, – всхлипывала она, ища в сумке платочек. Шацкий хотел помочь ей, но как назло у него платка не оказалось. Найдя, наконец, свой, она вытерла глаза и высморкалась.
– Простите меня, пожалуйста, – повторила она тихо, не глядя на него. – Но как тут все упомнить с этой терапией, и убийством, и трупом, и вообще. Полиция, прокуратура… Я все время чувствую себя подозреваемой и не могу спать. Даже своему терапевту боюсь позвонить: кто знает, не замешан ли он во все это. Ну и забыла.
– Пожалуйста, расскажите, о чем вы забыли, – деликатно сказал Шацкий.
– В пятницу вечером, уже после ужина, мы встретились с паном Хенриком в коридоре. Случайно – он возвращался из туалета, а у меня как раз была нужда. Кажется, он сказал, что в этом месте ему не по себе, дрожь берет. Я не помню точно, мои мысли тогда были о терапии и о том, что дальше, я чувствовала себя немного расстроенной. Он мне говорил, что сильно нервничает, и спросил, нет ли у меня чего-нибудь для сна. Я сказала, что могу дать таблетку.
Шацкий прервал ее жестом руки.
– И вместо того чтобы дать таблетку или две, отдали ему весь запас лекарства, от которого зависите? Не понимаю. Почему?
– У меня было две.
– Таблетки?
– Бутылочки. Одну я бросила в чемодан, когда выходила из дома, а вторая была в косметичке. Я ее не вытаскивала с той поры, когда в последний раз ездила в командировку в Ганновер, на выставку игрушек. Я подумала, глупо давать одну таблетку, когда есть начатая бутылочка. Мы условились, что пан Хенрик отдаст мне ее перед отъездом.
– Много в ней было таблеток?
– Половина бутылочки или чуть меньше. Штук двадцать.
Шацкий почувствовал в кармане вибрацию телефона. Снова СМС. До этого он ответил Монике, что с удовольствием выпьет быстрый кофе в четыре, при условии, что она разрешит ему хвалить ее одежду. Интересно, что она ответила.
– А в субботу у вас не было опасения, что пан Теляк может воспользоваться вашими таблетками, чтобы покуситься на свою жизнь?
Она закусила губу.
– Я не подумала об этом.
Шацкий протянул руку к открытому делу и прочитал вслух: «И мне подумалось, что, может, кто-то оказал ему добрую услугу, потому что на самом деле нет, пожалуй, такого мира, в котором пану Хенрику было бы хуже, чем здесь».
– Это ваши слова, – сказал он.
– Но я не помню, чтобы они были в протоколе! – выпалила она, глядя ему в глаза.
Он усмехнулся.
– Вы правы, я прочитал свои заметки. Но это не меняет тот факт, что это ваши слова. Встает вопрос, не возникла ли в субботу описанная вами ситуация. И не дали ли вы случайно пану Теляку больше таблеток, чем нужно, чтобы – скажем деликатно – предложить ему выбор.
– Конечно, нет! – повысила она голос. – Это подлая инсинуация.
Он не отреагировал.
– Возникает вопрос, почему во время предыдущего допроса вы не вспомнили о ночном разговоре с паном Теляком. Мне бы, например, это запало в память.
Она опустила голову и уткнулась лбом в кончики пальцев.
– Не знаю. Не могу этого объяснить, – произнесла она тихо. – Правда, не могу.
Он воспользовался тем, что она смотрела в пол, и взглянул на дисплей мобильника. «В таком случае я выскочу переодеться. До св в 4 в Шп. Мо».
– Поверьте, я говорю правду, – шепнула она. – Зачем мне врать?
Я бы сам хотел это узнать, подумал Шацкий.
– Мой вопрос может показаться вам странным, но где вы воспитывались?
Она подняла голову и взглянула на него с удивлением.