– Мне трудно поверить, что вы не врете. И все же я верю, ведь, в конце концов, какой у вас интерес? Прошу занести в протокол, что, сознавая всю ответственность за показания, или как там у вас говорится, я клянусь и подчеркиваю со всей силой, что я не помню, чтобы стояла под дверями Хенрита Телята и притворялась его дочерью. Клянусь! Вы можете меня проверить на детекторе лжи или направить на психиатрическое исследование, я на все согласна.
Если ты теперь не спросишь, что наговорила Теляку через двери, я предъявлю тебе обвинение, подумал Шацкий и открыл ящик стола.
– И прежде всего, – Квятковская нацелилась пальцем в прокурора, – я требую, чтобы вы показали мне эту запись. Я хочу знать, в чем вы меня обвиняете!
Он вынул из ящика диск и вложил его в стоящий на подоконнике старенький проигрыватель. Вкючил Квятковской «разговор с духом». Уже после первых слов ему пришлось остановиться, поскольку с женщиной случился истерический припадок. Он подал ей воды, положил на пол, засунул под голову свернутый пиджак, отправил восвояси пришедших коллег, обеспокоенных громким плачем женщины, и задумался, можно ли так хорошо притворяться. Через четверть часа Квятковская заявила, что ей лучше и она хотела бы дослушать запись до конца. Она была бледной, кисти рук судорожно сжаты, но уже не плакала.
– А теперь я вас слушаю, – сказал он, выключив проигрыватель.
– Я узнаю свой голос, но у меня такое впечатление, что сейчас кто-то выскочит из шкафа и крикнет «попалась!», а вы вручите мне букет цветов, который держите под столом. Я не могу это объяснить, не знаю, как такое возможно. Мое единственное воспоминание о том вечере, что я чистила зубы пальцем, потому что забыла щетку, а потом легла спать. Я понимаю, что вы можете мне не верить, но это самая странная вещь в жизни, с которой я столкнулась. Я слышу собственные слова, которых никогда не произносила.
Он записал показания и подал ей протокол. Перед тем как подписать, она дважды и очень внимательно его прочла.
– Я не предъявляю вам обвинения, хотя мог бы, и никто бы не имел ко мне претензий, – сказал Шацкий. – Но я хочу, чтобы вы поняли: на данном этапе следствия вы, скажем так, будете под особым контролем. Поэтому я прошу вас никому об этом не говорить и никуда не выезжать из Варшавы. Если возникнет хотя бы тень подозрения, что вы затрудняете работу следствия, в тот же день окажетесь за решеткой. Понятно?
За Ханной Квятковской еще не закрылись двери прокуратуры, а Теодор Шацкий уже жалел о своем решении. Вера в интуицию тебя погубит, констатировал он. Нужно было посадить ее и посмотреть, что произойдет.
Он поручил секретарше ни с кем его не соединять, выключил компьютер и уселся поудобнее в кресле, чтобы послушать через включенный интерком разговор, происходивший в соседней комнате. Жалко, в конторе не было видеокамер, ему бы очень хотелось поглядеть, как похожий на медведя инспектор допрашивает Игоря. Если бы «мусор» подозревал хотя бы сотую часть того, о чем знал Игорь и во что был замешан, наверное, не появился бы здесь иначе как окруженный армией спецназовцев. Ему стало смешно при мысли, что если бы тому и пришло это в голову, он все равно бы этого не допустил. Одним звонком.
– Красивый меч. Самурайский?
– Подарок одного из клиентов. Подлинный экспонат восемнадцатого века из Японии. На вашем месте я бы его не трогал, инспектор. Можно покалечиться.
– Я привык. Вчера покалечился за чисткой рыбы. Купил, наконец, нечто, отличное от спрессованных кубиков. Вы знаете, однажды детей в американском садике попросили нарисовать рыбу, так некоторые нарисовали квадрат! Неплохо, а?
– Действительно, впечатляет. Только в данном случае «покалечиться» может означать потерю пальцев, в лучшем случае – половины сухожилий в кисти. Прошу садиться. Вам будет удобнее.
– Я и так сижу целый день, даже мозоли на жопе. Вам не помешает, если я немного прогуляюсь? У вас кабинет больше, чем «прогулочники» не в одной польской тюрьме.
– Мне трудно оценить, не имел удовольствия.
– Не хвали дня до заката солнца, говорили древние китайцы. А может римляне, я не уверен. Ладно, перейдем к делу.
– С удовольствием. Не скрою, у меня довольно плотный график.
– Прошу вас рассказать о финансах пана Хенрита Телята. Как я понимаю, вы были его бухгалтером.
– Инвестиционным советником. Мы – консалтинговая фирма и не занимаемся заполнением налоговых деклараций.
– Жаль, это вроде доходное дело. Вы могли бы докупить себе ножик для открывания писем, был бы комплект с мечом.
– Мы вели инвестиционный счет пана Телята, также он депонировал у нас свой страховой полис.
– Инвестиционный счет. То есть?