Президент встал и подошел к окну. Фактически, в этом было определенное неудобство, но по сравнению с другими опасностями, от которых им приходилось уходить в последние годы, – ничего такого, из-за чего следовало бы волноваться. Он глядел на простирающийся внизу бетонный луна-парк и думал, что, обладай он божественной силой, открыл бы в течение одной минуты все тайны, скрывающиеся в стенах грустного городка Варшава. Все! Не только самые большие – их хранителем также был он, от сохранения которых зависела безопасность государства. Но и мошенничество в торговле, нелояльность, супружеские измены, ложь во время флирта, родительские полуправды, детские утаивания. Вот так, одним щелчком, все открылось бы. Неужели нашлась бы тогда хотя бы одна особа, которая осмелилась бы повторить вслед за их божком, окруженным слепым культом: «Правда освободит вас»[90]
? Сомнительно.– Ты прав, – сказал он, отворачиваясь от окна. – Пора действовать. Кузнецов, по моему мнению, безвреден, а о прокуроре Шацком мы должны узнать как можно больше. Где работает его жена, куда дочка ходит в школу, кого он трахает на стороне, с кем встречается за пивом и кого не любит на работе. Я думаю, в конце недели нужно нанести ему визит.
– Когда я должен это сделать?
– До утра в среду. Потом уже может быть поздно.
Цезарий Рудский выздоровел и вернулся к своему стильному хемингуэевскому имиджу. Тоненький гольф, седоватые волосы с перевесом белого цвета, производящие впечатление пушистости, такая же борода, проницательные бледно-голубые глаза и терапевтическая улыбочка, одновременно дружеская и насмешливая. Весь его облик, казалось, говорил: этот мужчина наверняка выслушает вас с интересом и пониманием, но сохранит разумную дистанцию и воздержится от вторжения на интимные территории. Да, Цезарий Рудский мог быть представлен на билбордах, рекламирующих психоанализ.
Шацкий начал с разговора о гипнозе, терапевт отвечал долго и расплывчато, так что в конце прокурор был вынужден попросить его не объяснять подробно теорию, а только отвечать на вопросы.
– Можете ли вы загипнотизировать пациента?
– Конечно. Я редко этим пользуюсь, поскольку считаю, что терапевтический процесс должен быть вполне сознательным. Однако часто источник заболевания лежит в глубоко запрятанном воспоминании, и невозможно добраться до него иначе, как путем регрессирования пациента. Я прибегаю к этому в самом крайнем случае.
– Регрессирование? – Шацкий желал убедиться, что они с Рудским имеют в виду одно и то же.
– Возвращение пациента к прошлому. Это деликатная операция, требующая осторожности и такта. И отваги, поскольку пациент часто движется по таким воспоминаниям, которые лучше всего сохранились в памяти либо сильнее всего вытеснены из нее. Это может шокировать. У меня была пациентка, к которой в детстве приставали опекуны в детском доме, страшно исковерканная женщина. Но я не знал об этом. Она – в определенном смысле – тоже нет. Когда во время регрессирования она вдруг начала рассказывать голосом и словами маленькой девочки о подробностях оргии, в которой ей пришлось участвовать, можете себе представить, меня вырвало.
– Может, лучше, что о некоторых вещах мы не помним.
– Я тоже так считаю, хотя у многих терапевтов иное мнение. Я думаю, наш мозг знает, что делает, приказывая нам что-то забыть. Хотя существуют поступки, которые нельзя выкинуть из памяти. Вы об этом лучше меня знаете.
Шацкий наморщил лоб.
– Что вы имеете в виду?
– Поступки, за совершение которых полагается кара. Преступления. Убийства.
– А вы сообщили полиции или прокуратуре о воспитателях из детского дома?
– Моей пациентке было почти шестьдесят.
– Но если бы во время гипноза вы встретились с информацией о совершенном недавно преступлении и знали бы, что скрыть ее лучше для вашего пациента, что бы вы сделали?
– Скрыл бы. Я руководствуюсь пользой для пациента, а не для общества.
– В этом разница между нами.
– Похоже на то.
Шацкий потихоньку взглянул на часы – была половина четвертого. Нужно ускорить темп разговора, если он не хочет опоздать на встречу с Моникой.
– А вы могли бы кого-нибудь так загипнотизировать, чтобы потом, независимо от собственной воли, он сделал нечто такое, на что в нормальном состоянии не способен?
Это была одна из его теорий, которая, несмотря на все, казалась более правдоподобной, чем совершение убийства Ханной Квятковской. Харизматичный терапевт пользуется своим влиянием на людей и гипнозом, чтобы руками пациентов сводить свои счеты. Факт, что это фантастика – вроде той, что бывает в детективных сериалах, но кто сказал, что такое не может случиться? В его рассуждении было много слабых мест. Прежде всего, не хватало мотива. А кроме того, трудно было ответить на вопрос, зачем Теляк пошел лечиться к врачу, который хотел с ним свести счеты. Однако Шацкий интуитивно чувствовал, что у этого дела не будет очевидного решения, поэтому нужно рассмотреть любую теорию, даже кажущуюся идиотской.