Пересекая Африку

Из Кавалы мы прошли через Анголо, и жители приходили к нам, стремясь продать муку и зерно за бисер. Теперь я обнаружил, что Алвиш и его люди основательно позаботились о том, чтобы обеспечить себя товарами для путешествия к побережью, добыв особую разновидность бус. Такие бусы не ввозят с Западного побережья, но люди Алвиша украли большое их количество у варуа, которые особенно любят эти бусы и покупают их у арабов.

Разбив на ночь лагерь в джунглях, мы далее пошли к Лупанде; путь занял три дня. Дорога хорошо обеспечена водой, а селения обнесены валом и частоколом. И хотя жители некоторых из них вообще не желали иметь с караваном никакого дела, другие свободно являлись в лагерь с зерном на продажу. Урожай матамы только что убрали, она была дешева и в большом количестве.

Около какого-то селения я увидел дохлого питона 13 футов 8 дюймов длины, но небольшого в обхвате.

Ни в одну из этих деревень нам не позволили войти. Но когда я возле одной из них дожидался, пока меня догонит караван, двоим из моих людей удалось попасть внутрь с намерением попытаться купить для меня такую редкость, как курица или коза. Едва только их обнаружили, поднялся крик, и все жители укрылись за внутренним палисадом, а входы заперли. Затем жители принялись из этого внутреннего укрепления грозить моим людям копьями, и те рассудили, что разумнее убраться.

Но спустя какое-то время к обитателям деревни возвратилась уверенность, и, видя только меня и троих моих спутников, они решились выйти наружу, чтобы удовлетворить свое любопытство, разглядывая нас на расстоянии.

В конце концов я уговорил одного из туземцев приблизиться ко мне. Но, рассмотрев меня хорошенько, он закрыл лицо руками и с воплем бросился прочь. Никогда раньше он не видел белого человека и, как полагаю, подумал, что я и в самом деле — дьявол.

Затем ко мне подошел мальчик лет десяти, и я ему дал несколько бусин и немного табаку. Увидев, что малышу не причинено никакого ущерба, другие жители окружили меня, смеясь и любопытствуя, а одна добродушная старуха даже согласилась продать мне курицу.

В то время как мы были заняты оживленной беседой — жестами, — появился караван Алвиша, и туземцы немедля убежали в деревню и закрыли входы.

Место, что я выбрал для своей стоянки, было возле тропы, и весь караван прошел передо мной; грустное шествие продолжалось более двух часов. Женщины и дети со стертыми ногами, перегруженные, были безжалостно подгоняемы своими варварами-хозяевами. И даже когда они достигали своего лагеря, он не был для бедных созданий приютом отдохновения. Их заставляли строить хижины и собирать дрова, носить воду и готовить для тех, кто ими владеет; им еще сравнительно везло, если они ухитрялись устроить себе какой-то кров до наступления ночи.

Вид лагеря экспедиции в Лупанде

Потери труда, вызываемые тем, что невольники в работающих артелях связаны вместе, чудовищны! Ибо, если нужен один горшок воды, достают его из реки двадцать человек, а ради одной охапки травы для покрытия хижины используется вся связка. На дороге тоже, если одному в связке надобно остановиться, вся она должна следовать его движениям, а когда падает один, он тянет вниз пятерых-шестерых.

Вся страна довольно лесиста, а ручьям почти что нет числа. Гигантские деревья вздымаются ввысь целыми рощами без подлеска. И непонятное чувство благоговения постепенно охватывало меня, когда я одиноко шел среди их огромных стволов и смотрел вверх, на высоко поднятые вершины, чьи раскинувшиеся ветви закрывали свет полуденного солнца.

В Лупанде вождь принес для продажи слоновий бивень; и караван простоял день, дабы Алвиш смог поторговаться из-за цены. Но даже после этого он его не купил.

Я немного потолковал с этими людьми, а также с вождем по имени Мазоцда, чью деревню мы прошли накануне. Они мне рассказали, что мата яфа, которого низложила его сестра, (крадучись пробирался через область, лежащую примерно в восьми милях к северу от нас, направляясь просить поддержки своего друга и родственника Касонго в деле восстановления у власти.

В дополнение к отрезыванию носов, губ и ушей нездоровое любопытство этого гнусного субъекта побудило его распространить однажды свои упражнения в вивисекции настолько, чтобы даже принести в жертву несчастную женщину, которая вот-вот должна была стать матерью. Против этого выступила его сестра — которая является также и его главной женой[223], — побуждаемая инстинктом самосохранения. Ибо она была уверена, что, будучи сама женщиной, могла бы быть в один «прекрасный» день избрана мата яфой в виде объекта при удовлетворении его любознательности. Итак, собравши сильную партию, она попыталась захватить его ночью врасплох в его хижине и убить. Слухи об этих намерениях дошли до мата яфы, и он сбежал всего лишь с горсткой людей, а сестра провозгласила правителем вместо него его брата.