Пересекая Африку

Моя павшая духом команда. — Туземные мосты. — Плохая погода. — Упадок сил у моих людей. — Пропажа человека. — Остался на обочине дороги, — Страшная ночь. — Поиски отставшего. — Задержка опасна. — Отставший пришел. — Он безнадежен. — Его смерть и погребение. — Саранча. — Работорговля на побережье. — Способ погрузки. — Мои носильщики ослабели. — Я оставляю палатку, лодку, кровать и прочее. — Бросок к побережью. — Самый высокий наш лагерь. — Пестрые зонты. — Поселок мулатов. — Водопады. — Многочисленные караваны с побережья. — Их торговля. — Продовольствия не осталось. — Поиски лагеря. — Смертельно измучен — Томительный переход. — Скелеты жертв работорговцев. — Голод и истощение. — Океан. — Оставляю позади измотанных людей. — Завершающее усилие. — Заболеваю цингой. — Помощь! — Добрый самаритянин. — Приют отдохновения

Еще одна горестно сырая и дождливая ночь, по-видимому, лишила моих спутников той энергии, какая у них оставалась, а сверх того тащиться на переходе и впрямь было тяжело. Вместо того чтобы держаться как мужчины, которые почти выполнили трудную задачу, они выглядели и двигались подобно похоронной процессии. Расстояние было невелико, но времени переход занял ужасно много, а добравшись до места стоянки, люди были слишком упавшими духом, чтобы как следует построить себе хижины, хотя собирался дождь. Прочие, те, кто отстал, достигли лагеря лишь после наступления темноты.

По пути мы прошли Кукеви[245] — большую реку, впадающую в океан у Нову-Донду, а также один из ее притоков — Кулели, помимо многочисленных ручейков и ручьев. Через обе эти реки мы переправились по мостам, построенным на сваях, вбитых в дно потока; на других столбах, привязанных поверху, уложены более мелкие шесты и ветки, образующие пешеходную дорожку. Когда их впервые укладывали, то крепили к поперечинам завязками, но завязки сгнили, и вследствие этого мосты предоставляли ногам весьма ненадежную опору. Мост через Кукеви имеет больше 100 футов длины и 12 футов ширины, являясь наиболее заслуживающим одобрения образчиком постройки необразованных туземцев.

Угроза дурной погоды оправдалась ночью, и наутро новые люди заявили, что не в состоянии нести свои грузы. Один был слишком болен, чтобы идти, и с большим трудом удалось мне найти для него носильщиков. Значительная доля этой болезни вызвана была, несомненно, нуждой в укрытии, и я решил остаться в хвосте каравана, дабы помешать людям отставать и задерживаться в пути, вместо того чтобы торопиться к лагерю. И тягостное же у меня было время на этом переходе, длившемся девять с половиной часов, потому что больше четырех часов было потрачено впустую, чтобы погонять людей!

Мы проходили через разрыв в гряде лесистых гор с деревнями, громоздящимися на их вершинах или угнездившимися среди деревьев на крутейших склонах — так, чтобы их легко было оборонять; в долинах же находились большие плантации каосавы и маиса. Туземцы, видимо, очень трудолюбивы и вкладывают в свою работу больше энергии, нежели мне случалось видеть долгое время. Мужчины и женщины деловито готовили поля для нового урожая, а другие попарно бодрой рысью таскали в деревни огромные корзины с кассавой, подвешенные к шестам. Среди них оказался мужчина, говорящий по-португальски. Он подошел осведомиться, кто мы такие, и дал людям несколько корней сладкой кассавы.

Теперь прямо перед нами виднелись другие холмы всех вообразимых видов и форм, справа же от нашей дороги резко обрывалась часть той гряды, что мы прошли. Ее вид напомнил мне северную сторону Гибралтарской скалы; на вершине — находится деревня начальника округа, в которую никогда не допускался ни один чужой.

У подножия этого холма, называемого Хумби, несшие больного стали и заявили, что они совершенно не в состоянии нести его дальше, хотя для этой работы я отрядил семерых, с тем чтобы они могли все время сменять друг друга. К счастью, лагерь был рядом, так что я позволил носильщикам и их ноше оставаться здесь и, поспешив вперед, послал им на помощь других, более свежих людей.