Переселение. Том 2

Его родич, Виткович, обещал ему помочь уехать из Киева, как только у Костюрина утихнет гнев. А покуда устроил ему через грека-фельдшера отпуск по болезни до осени.

Бригадир требовал от Павла только одного — жениться.

Требование это было не только в письмах Вука Исаковича, приходивших из Срема. Кто раньше, кто позже, все стремились его женить, оборвать нити, связывавшие его с покойной женой. «Надо наконец о ней забыть» — было общее мнение. Он должен жениться.

Все, кто узнавал, что он вдов: и гренадеры, и земляки, и подоляне, и киевляне, и штаб-квартира, и дамы — все хотели его женить.

Казалось, все вокруг него превратились в сватов. Он не мог ступить шагу, не мог остановиться, не мог присесть возле какой-нибудь девушки, чтоб ее тотчас не начали расхваливать и предлагать ему в жены.

Грех, дескать, перед богом и людьми оставаться вдовым.

Виткович утверждал, что Костюрин отходчив и быстро прощает, хотя наказывает ужасно строго. Когда в сентябре под Киевом начнутся маневры, Виткович обещал Павлу снова представить его Костюрину и уверял, что все хорошо кончится.

Август проходил, Павел старался как можно реже попадаться на глаза бригадиру и Костюрину. Был редким гостем в штаб-квартире. Не часто появлялся и на прославленных ярмарках Подола. Сидел дома и почти все время проводил на конюшне со своими вороными.

А по вечерам служанки видели, как он при свете свечи сидит с книгой.

Это было житие Иоанна Златоуста.

Книгу ему прислал Вишневский.

И хотя в Темишваре в семействе Исаковичей водились скабрезные книги с французскими иллюстрациями, над которыми женщины взвизгивали и ахали, книги, которые приобретались в Вене преимущественно неженатыми кирасирами, Исаковичу житие Иоанна Златоуста понравилось.

И он не отослал его назад.

Исаковичи, особенно Павел, хотя и покупали упомянутые немецкие книги, больше любили книги святого, неземного, необычного содержания.

А пуще всего чудеса.

И Павел, этот статный, широкоплечий мужчина в свои тридцать восемь лет остался, как и его братья, в глубине души ребенком, с нежностью относясь к женщинам и мечтая об иной, более совершенной жизни. Интерес к чудесам, к святым угодникам, ко всему сверхъестественному у этих грубых, полуграмотных кичливых офицеров вполне уживался с их повседневной жизнью, как их православие уживалось с суеверием.

Они верили, что сердце матери при виде мертвых сыновей может разорваться от боли. И хотя эти люди ходили по своим надобностям за амбар — в том числе и женщины, все они жаждали трогательной любви, человеческой доброты и если любили, то любили до гроба. И подобно тому, как они могли отдать последние деньги за роскошную табакерку с эмалью, красивые пуговицы, шикарный венский камзол, серебряный с перламутром пояс или венское душистое мыло, они готовы были отдать жизнь за любимую женщину.

В ужасе, что жена не перенесет трудных родов, Петр, глядя на ее мучения, взывал к богу, чтоб тот взял его, а ее оставил жить.

Трифун, стрелявший в Павла, не убил на войне ни одной женщины. Не убивали женщин и его гусары.

Серб-переселенец читал в елизаветинской России житие Иоанна Златоуста не как богословское произведение, а как рассказ о жизни, полной чудес, как сказку. Вишневский послал книгу, чтобы посмеяться над Павлом, но тот просто наслаждался, читая житие Иоанна Златоуста.

И если служанка купца Жолобова с могучими легкими заставала его вечером при свете свечи за этой книгой, он лишь мельком взглядывал на нее как на призрак и снова погружался в чтение.

Или отворачивался, и она тихо уходила.

Когда свеча угасала, Исакович сквозь мрак ночи видел, как мерцал и переливался Днепр, видел Подол, откуда до зари неслись песни его земляков.

Небо было усыпано звездами.

И Павел принимался размышлять о том, где и как закончится его жизнь, столь не похожая на житие Златоуста. И разве не чудо, что никому не дано предсказать будущее даже самого скромного и бедного человека?

Луна с каждым днем увеличивалась, и в конце августа, в субботу двадцать седьмого, на преподобного Пимена Великого, началось полнолуние.

Накануне этого дня Павлу приснился сон: к нему пришла жена и, лаская его особенно нежно, сказала, что любит его и что Варвара его тоже любит А сейчас Варвара плачет, потому что она потеряла сыночка.

Которого назвала Павлом.

И хотя Исакович не верил в сны, и, подобно своим соплеменникам, говорил, что страшен сон, да бог милостив, он проснулся с тяжелым чувством. Его охватило предчувствие какой-то беды. Судьба никогда не баловала семью Исаковичей.

Открыв глаза, Павел увидел, что на небе еще мерцают звезды, выстраивая геометрические фигуры, точно эскадроны, проводящие учение в небе, только это были не всадники, а лунный свет и жемчуг. Среди звезд он узнал денницу.