Перешагнувшие через юность

Не одна санитарочка лишилась в тот вечер покоя. Полковые красавицы и раньше краснели при встрече с Васютиным, а тут он вовсе очаровал их. Ну и парень! Неутомимый. И воевать, и отдыхать умеет. Жаль, не взглянет ни на одну ласково… Разве могли они знать, что снится ему по ночам белокурая Машенька, медсестра из госпиталя? Будто склоняется над его постелью, подушку поправляет. «Машенька, ты здесь?» — «Здесь, здесь…» Тихий голос девичий, как шелест. Проснется — а Машеньки нет. Просто сон такой был.

4

Утомителен многодневный переход. Близится ночь, а с ней усталость. Но лишь на рассвете — трехчасовой отдых. Три часа, ни минуты больше. Затем подъем.

Бойцы выравниваются в колоннах и снова шагают, сначала в ногу, потом — вразнобой. Все выше и выше поднимается майское солнце. Воздух постепенно накаляется, становится пыльным. Трудно дышать в этакой жаре.

Каждый час после шести пройденных километров — привал. Правда, очень короткий, но все-таки можно передохнуть.

Павел Черкасов еще до привала ощутил тяжесть в ногах. Сначала что-то как будто жало, вроде бы рубец на портянке образовался. Немного погодя начала одолевать слабость. Так и повалился бы на дорогу! Благо разрешили отдохнуть.

Сел он на траву, обхватил голенища сапог руками, да и замер так, лишь бы не двигаться. За спиной — ствол каштана, словно спинка от стула.

— Как дела, Павлик? — Над ним склонился санинструктор Виктор Устинов. — Не натер ноги?

— Немножко, — уклончиво ответил Черкасов, надеясь, что тот постоит-постоит, да и отойдет.

Но не тут-то было. Устинов всегда безошибочно определял на глаз, у кого что-нибудь болит. Если таковых не обнаруживал, предлагал ребятам хотя бы навазелиниться.

— Панасюк! — упрашивал, бывало, он. — Давай нос намажу, а то облупится, девушки любить не будут.

И Панасюк, широко улыбаясь, подставлял ему покрасневший на солнце нос.

Черкасов показать свои ноги санинструктору не торопился. Однако тот настоял. Пришлось стягивать сапоги, разворачивать портянки, пропахшие потом.

— Ого, как освежевал! — сказал Устинов. — Надо забинтовать.

Подошли походные кухни. Подкатила полуторка — кузов прикрыт брезентом. Остановилась в тени. Из кабины вылез старший политрук Юрасов.

— Какими судьбами к нам? — поинтересовался майор Семятковский, здороваясь.

— Прибыл на должность комиссара вверенного вам батальона.

— Так у нас же Киселев!

— Петр Логвинович станет парторгом полка, — объяснил Юрасов. — Прошу вас, Григорий Иванович, прикажите прислать солдат и разгрузить машину: мы привезли посылки, почту…

Через несколько минут ящики с надписью «Действующей армии» разбирались по ротам и взводам. В посылках были гостинцы, присланные тружениками тыла воинам, своим защитникам. Но дороже всяких гостинцев — письма. В каждой посылке по письму. Их тут же расхватали, принялись читать.

В своих весточках девушки, точно по общему уговору, высказывали надежду увидеться после победы. Попадались и фотокарточки. Чистые девичьи лица. У одной — кудри, у другой — локоны, третья с косами. Все они до единой казались очень красивыми. Фотокарточки бойцы рассматривали все вместе, передавали друзьям, но при этом счастливчики, те, которым достались эти снимки, ревниво следили, чтобы они снова вернулись к ним.

— Тут одно персональное письмо! — объявил Юрасов, подняв вверх голубоватый треугольник. — Черкасов есть среди вас?

— Есть! — живо отозвался Павел Черкасов.

Он забыл про больные ноги, вскочил. И так, прямо без сапог, хотел бежать за письмом.

Но Юрасов опередил его. Протянул треугольник. Остальные с завистью наблюдали за Черкасовым.

— Павлик, от кого?

— Кто написал?

Ровненькие строчки. Незнакомый почерк. «Штаб Южного фронта. Для молодежной воинской части». Неужели Оксана? Ведь сказал ей этот адрес там, на станции, когда ехали в Красноармейск.

Ребята отступили, чтобы не мешать ему. Черкасов прислонился к каштану, вскрыл письмо. Конечно, от Оксаны. Только внизу дата полугодичной давности. Шесть месяцев шло к нему письмо.

За это время Оксана успела поступить в комсомольский полк медсестрой санитарной роты. Да, да, в его родной полк. Но он-то не знал, что она где-то близко — в письме ничего такого не было. Ей хотелось сделать ему сюрприз. Вот встретятся однажды. Не просто знакомые, а однополчане!

Он все перечитывал единственную страничку, не мог от нее оторваться. Услышал, как затарахтели брички, но глаз не поднял. А жаль. Потому что на бричках сидели санитарки.

Его товарищи оживились, зашумели.

— О, какие феи!

— Девушки, как вас зовут?

— Вы откуда взялись?

Девушки отшучивались, прижимая к себе санитарные сумки. Одна из них, Востокова Зоя, бывшая работница ворошиловградского завода, махала вышитым платочком. Рядом с ней спокойно смотрела на ребят синими глазами-васильками Оксана. Та самая, письмо от которой с таким вниманием читал Черкасов.

Взгляд ее перебегал от бойца к бойцу, искал Павла Черкасова. Она не могла его увидеть, потому что он стоял за деревом. Глубоко вздохнула.

— Что, не нашла свого принца? — спросила Зоя.

— Нет, — грустно отозвалась Оксана.

— Ничего, еще встретитесь!

— Конечно.