Немцы сначала изредка постреливали, затем подозрительно притихли. Но пули все равно нет-нет да пощелкивали. Санинструктор батальона Виктор Устинов курсировал от одной группы к другой, спрашивал озабоченно:
— Не задело?
— Будешь маячить перед зевом амбразуры, тебя первого заденет, — предупредил его Бугриев. — Сядь и будь наготове.
Устинов облюбовал пункт наблюдения и стал присматриваться к точкам, откуда вырывались частые вспышки. Потом показал их артиллеристу из обороны, тот сообщил на батарею. И проснулся «бог войны» — артиллерия. Наши орудия разгромили самый опасный дзот на высотке.
Тогда откликнулся и немецкий «бог». Брызги огня и осколки образовали на передней линии завесу — ни пройти, ни проползти. Между тем надо было выбираться с нейтральной территории. Евтушенко забеспокоился:
— С рассветом обнаружат — посекут осколками. Что делать-то, комиссар? Кроме всего прочего, могут разгадать, где заминировано. А мы-то старались!
— Подавай сигнал, Данилыч, — отозвался Юрасов. — Пусть люди выбираются отсюда мелкими группами, пока не поздно.
Наступал рассвет. Небо заметно посветлело, звезды на нем стали тусклыми, потом совсем погасли. Вот на горизонте оно зарделось, наливаясь краснотой. Пальба же из-за горба горы не утихала. И, наверное, впервые в жизни саперы не радовались восходу солнца.
Там, откуда показался краешек дневного светила, замелькали какие-то точки. Они стремительно увеличивались, приближались. Штурмовики! Наши! Перед неприятельской обороной самолеты резко взмыли вверх и, точно чайки перед дождем, почти отвесно нырнули за бугор. Загремели бомбовые раскаты. Под них и выбрались из опасной зоны саперы, укрылись в садах. Но стоило самолетам улететь, и на гребень возвышенности полезли фашисты. Они рассыпались по склону, сделались незаметными на темном фоне. Лишь пулеметчикам было видно их, как на ладони.
Черкасов и Иванчиков ударили одновременно из пулеметов по атакующим. Однако вслед за этими первыми с возвышенности начали спускаться длинные вражеские цепи. Удалось оттеснить их к лощинке, стреляя короткими очередями. Тут они и запутались в капканах из малозаметной проволоки, многие попадали. А из гнезд выпрыгивали «дедушки»-снаряды, превращенные саперами в грозные осколочно-заградительные мины. На высоте двух-трех метров они рвались и поражали ошеломленных немцев массой осколков.
Неприятельская атака была отбита.
В батальон прибыли командир и комиссар полка. Расспросили все подробно об атаке, узнали, кто из комсомольцев особенно отличился. Потом пошли по подразделениям вместе с Евтушенко и Юрасовым.
В седьмой роте задержались у боевого листка. Такой сразу в глаза бросается — яркий, выразительный. Любитель-художник Толя Греков нарисовал портреты героев роты. Похожи. Только все до одного улыбаются, даже те, кто в жизни хмур. И гитлеровцев он изобразил. Как раз тот момент запечатлел, когда они в проволоке путались. Редактор Миша Тарасевич описал по горячим следам, как была отражена атака.
Вечером Насонов и Демин отправились на передний край — хотели сами посмотреть, как действуют минеры. Ходили почти всю ночь. Присматривались к людям. Потом Насонов вернулся на командный пункт батальона, а Демин задержался.
Положив фуражку с черным околышем на подоконник, Насонов снял сапоги и прилег на лавке. Только сомкнул ресницы, как дверь распахнулась. Вошел сержант-пехотинец. Командир полка сел, борясь со сном.
— Товарищ подполковник, разрешите обратиться?
— Слушаю вас.
— Командир нашего полка просит зайти к нему по важному делу.
— Евтушенко! Сходите с Юрасовым, узнайте, что там такое.
Было довольно светло, потому что луна светила во всю. Облитые лунным светом, стояли вдоль садовой тропинки неподвижные сливы. В траве шуршали какие-то насекомые и никак не верилось, что эта прекрасная ночь — военная, что утром снова запахнет порохом и гарью.
Тропинка вывела Юрасова и Евтушенко к хате с часовым у крыльца. Навстречу вышел майор. Лицо — типично русское, широкое, с едва намеченными скулами. Он поздоровался, щелкнул портсигаром.
— Курите, пожалуйста. Эх, хорошо-то как на воле! Может, не пойдем в помещение, здесь поговорим? — Евтушенко и Юрасов согласно кивнули. Папиросы они не взяли — некурящие оба, и майор тут же загасил свою. — Значит, такое дело… Видели агитацию немецкую? Ну, буквы на горе величиной с оглоблю: «Переходите!» Призыв, так сказать. Так вот, мои разведчики воспользовались приглашением: взяли и перешли. Добрались до самого штаба полка, захватили «языка». И записку там на столе у них оставили: «Мы к вам перешли, но вас не нашли. А кого нашли, с тем обратно ушли». Они у меня веселые ребята…
— И что же? — спросил Евтушенко.
— Так вот, этот самый «язык» сообщил, что его начальство с садов глаз не спускают, оказывается. Приметили, где людей побольше скапливается. В общем, ждите налета. Готовьтесь.
— Спасибо, что предупредили! — горячо поблагодарили майора Юрасов и Евтушенко.
Они возвратились в батальон и обо всем доложили Насонову.