Перешагнувшие через юность

Из-за лысого холма уже показались гремящие машины врага. Нельзя мешкать! Чумаков кинулся к заряду. Его обогнал Завальнюк. Короток остаток шнура, подпаливать такой никакими инструкциями не разрешалось. Но до правил ли сейчас? Не то что минута — секунда дорога. Завальнюк чиркнул спичкой, поджег шнур и повалился на бок.

— Николай! Да отползай же быстрее! — крикнул Романовский.

Завальнюк не шевелился. Тогда Романовский и Черкасов подхватили его с двух сторон и сползли вместе с ним в канаву. В тот же момент раздался взрыв. Мост рухнул. Успели все-таки!

Танковая колонна остановилась, сжалась гармошкой. Произошла заминка. Этого было достаточно, чтобы «катюши» дали по танкам сокрушительный залп.

— Коля! — затормошил Завальнюка Романовский. — Ну, что ты, Коля?

— Убили его, — глухо сказал Черкасов.

«Катюши» продолжали палить. И после каждого залпа друзья повторяли:

— За нашего товарища!

Гвардейские минометы не умолкали до тех пор, пока в небе не появились стаи фашистских самолетов.

2

Эпицентром грозного сражения стала шахта под номером двадцать один: трое суток длился здесь непрерывный бой. Воины-шахтеры дивизии Провалова остановили гитлеровцев, но те не пожелали отступать, заупрямились. Дорого же обошлось им это упрямство! Многие из них полегли, блестя бляхами с роковой надписью: «С нами бог». Не помог им и сам бог, в которого верили.

Донбасовцы так дрались, что фашисты в суеверном страхе стали называть 383-ю шахтерскую дивизию «Черная дивизия».

Немало сынов Донбасса было и в комсомольском полку. Анатолий Греков, Михаил Тарасевич, Филипп Смирный, Александр Перескок, Григорий Мигуля, Николай Палеха, да разве всех перечислишь? Конечно, они гордились земляками-проваловцами.

Когда началось наше отступление, донбасовцам пришлось покидать родные места с надшахтными копрами и темными курганами терриконов. Приказ есть приказ. Комсомольский полк должен был отойти из района наибольшей опасности. И время точное указали. Да только как тут отойдешь, если дорогу беспрерывно бомбят вражеские самолеты?

Батальоны свели в придорожные кустарники. Насонов поглядывал на них в бинокль, то на один, то на другой, то на третий. Заметил над третьим четверку «юнкерсов». Шныряют над перелеском и стреляют из турельных пулеметов. Но в кого? Ведь третий батальон надежно укрыт и замаскирован.

Вот в чем дело: боец бежит. А его преследует самолет. Отстал лишь тогда, когда тот упал на траву, пробитый пулями.

Примчался санитарный автобус.

— Медсестра, примите раненого! — сказал санинструктор Устинов.

— Что с ним? — Оксана склонилась к носилкам, куда уложили раненого бойца. — Как тебя зовут?

— Октябрем, — отозвался он, сдерживая стоны.

— Где остальные?

— Я один был.

— Столько самолетов кружилось тут, что мы уж думали: многие пострадали…

Подошли товарищи раненого. Объяснили.

— Октя сообразил: нельзя бежать к своим окопам, раз «юнкерсы» напали. Представляете, что было бы с батальоном?

Комсомолец по имени Октябрь ни за что не хотел расставаться с батальоном. Но бедро ему прострелили, ходить не мог. И его понесли на носилках к автобусу.

— Черкасов! — закричал Октябрь. — Скажи нашим, что скоро вернусь! Слышишь, Черкасов?!

Оксана так и замерла на дороге. Растерянно оглянулась.

— Что стоишь? — налетел на нее Устинов. — Живо садись! Надо успеть, пока самолетов нет.

Подтолкнул ее к автобусу, где уже стояли носилки с раненым, помог сесть, забрался сам. И они поехали.

— Октя, — тихо позвала Оксана. — Скажи, пожалуйста, как зовут Черкасова? Ну, того, которому ты кричал…

— Павлик Черкасов.

«Он!» Сердце у нее сжалось, потом зачастило. Нашла все-таки! Нашла и тут же потеряла… Да когда же они, наконец, встретятся?

Кто-то застонал. Оксана встрепенулась. Принялась уговаривать раненых:

— Потерпите немножко, родные. Приедем скоро, недалеко уже.

О чем она только думает? У людей раны болят, столько крови потеряли; автобус подпрыгивает на кочках, беспокоит их. А она размечталась, как в мирное время. Но что сделаешь, если живет в ней это чувство, несмотря ни на что? Видно, никакой войне не убить любовь…

Автобус качнулся и помчался еще быстрее. Оксана приоткрыла дверцу, выглянула. Опять немецкие самолеты! Пролетают совсем низко, ну всего метрах в десяти от автобуса. Один, два, три!

— Что там, сестра? — спросил Зайченко.

Он не был ранен, просто торопился в штаб и попросил подвезти его. Сейчас Федя Зайченко сидел рядом с Октябрем. Пристально смотрел на Оксану. — Самолеты, да?

Оксана молча кивнула. Какой смысл скрывать, если слышно угрожающее гудение? Раненые забеспокоились. Федя прикрикнул на них:

— Там и наши есть, что паникуете!

Не было там наших. Ни одного. Но как успокоить беспомощных, истекающих кровью людей? В конце концов автобус санитарный, летчики видят это на таком расстоянии. Погудят-погудят и улетят.

— В санитарную машину стрелять не имеют права, — уверенно сказал Зайченко. — Международное соглашение…