Перешагнувшие через юность

— Не стесняйся. Сегодня я тебе помог, завтра — ты мне, так оно у людей.

Отставшие подтянулись. К месту следующего привала пришли даже раньше, чем намечали. Здесь Черкасов стал объяснять товарищам, как разглаживать рубцы на портянках, чтобы ноги не натереть. Сам когда-то сильно натер, теперь предостерегал других. Устинов бродил от взвода к взводу, требовал показать подошвы. Панасюк встретил его стихами. В лучшие времена не сочинял, а сейчас, измученный, ни с того, ни с сего заговорил в рифму:

— Что ты время тратишь даром? Смажь мне пятки скипидаром!

— Я тебе смажу, — погрозил ему пальцем Устинов. — А ну, протягивай ноги ко мне!

Комсорг девятой роты Анатолий Панасюк запыхтел и растянулся на траве. Дурашливо замахал руками. Нет, такого человека, наверное, ничто не могло привести в уныние. И остальные ребята тоже заулыбались. Трудно? Ничего, перетерпят! А от немцев уйдут.

4

Снова орудийные раскаты. Уже не в стороне — впереди. Страшно подумать: неужели перехватят горло, завяжут мешок? Только не плен!

— Быстрее, быстрее! — подгонял бойцов Евтушенко. — Шире шаг!

Приближались к поселку. Из крайней хаты выскочил адъютант Семятковского Резник. Засеменил, преградил дорогу:

— Товарищ комиссар, мы окружены…

Такие слова, да громко сказанные! Замерли люди.

Юрасов взял Резника за локоть, сжал и тихо предупредил:

— Попрошу молчать. Вы мне всех перебаламутите.

Отодвинул его в сторону и крикнул:

— Товарищи, не волнуйтесь! Скоро все выяснится.

Но в колоннах уже встревоженно переговаривались. Как не волноваться? Успокоил бойцов Насонов. Нет, не окружены, однако еще десять минут назад считали, что это так. Ошиблись, к счастью.

— Евтушенко! В станице Генеральский Мост будем отдыхать целый день, — объявил Насонов. — Передайте батальону.

Саперы воспрянули духом. Скорее бы заветная станица! Привалы сократили до минимума. Всю ночь шагали.

На востоке посветлело. И тогда из-за пригорка показались острые верхушки пирамидальных тополей, затем трубы хат, а там и сами хаты. Рассыпаны хаты по склону вплоть до моста, под которым журчит-переливается прозрачная речушка, затонувшая в травянистых берегах. В траве цветы разноцветные, над ними пчелы да бабочки. Благодать.

— Лейтенант Резник! — крикнул Семятковский. — Располагаться ближе к воде, там прохладнее.

Юрасов и Евтушенко направились в колхозное правление. Отыскали завхоза. Степенный такой, круглолицый, щеки тугие. Не так уж, видно, голодно в этом колхозе, если люди сытые.

— Покормили бы наших бойцов, — сказал Евтушенко. — Неделю на сухарях сидят.

— Могем, — охотно согласился завхоз. — Правда, овечек и телят уже нет, запродали тем, которые до вас проходили. А поросят могем под расписку с печатью. И хлеба свежей выпечки.

— Да меду, — подсказала кладовщица, тоже спокойная и полная.

Послышался гул самолета, потом засвистели бомбы. С криком: «Ложись!» Евтушенко прыгнул в канаву. Юрасов за ним. Три бомбы грохнули одна за другой прямо под окнами. Осколки исковеркали стену. А людей обсыпало землей и слегка оглушило.

— Теперь жди карусели, — заметил Евтушенко, помогая подняться кладовщице.

Так же цвели цветочки. По-прежнему кружились над ними нарядные бабочки. За камышами булькала мелководная речка, будто бульон в котелке. На левом берегу в нескольких местах дымилась прошлогодняя солома — ее принесли женщины, чтобы палить поросят, которых пообещал завхоз.

Пахло жареным. Огромные жирные туши блестели, когда с них соскребали ножом щетину. «Ничего себе „поросята“, — подумал Евтушенко. — Наедятся ребята досыта. Только бы желудки себе не попортили после сухарей-то».

В тени под раскидистыми кустами Король раньше других старшин устроил пир. Заострил ножом палочку, наколол на нее облюбованный кусок и широко раскрыл рот. Да так застыл в оцепенении — в небе загнусавили самолеты. На станицу надвигалась туча «хейнкелей».

— Залить огни! — скомандовал Евтушенко.

Тот, кто еще возился, подпаливая туши, схватил ведра и начал опрыскивать горящую солому. Задымило еще гуще. Саперы кидались в отрытые окопы, прижимались к земле.

Побежал и Павел Черкасов к своей ячейке. А там — женщина с ребенком малым. Смотрит на него и дрожит вся.

— Тут никого не было… Я сейчас вылезу…

— Ложитесь!

Искать другое убежище было поздно, и он плюхнулся невдалеке от бугра. Бомбардировщики прошли по эллипсу. Не спеша развернулись и вытряхнули из люков бомбы точно на станицу. Грохнуло совсем близко от Черкасова. Комья земли полетели в воздух, снова упали вниз. Когда пыль рассеялась, он глянул на свою ячейку, где укрывались мать с младенцем. Так и есть — рядом с окопом упала бомба. А в окопе женщина с кровавым пятном на кофточке. Ребенок копошится на ее груди, теребит кофточку, хнычет жалобно. Не понять ему, неразумному, что нет больше у него матери. Сиротой остался.

«Хейнкели» улетели, а бойцы еще долго стояли молча над убитой женщиной. Малыша куда-то унесли. Слушая всхлипы жительниц станицы, ребята сжимали кулаки. Ну разве такое забывается? Фашисты ответят за все сполна. Придет час расплаты, и не уйти им от него.