Перешагнувшие через юность

Винник лежал за траверсом: сюда выбросило его из окопа. Он пошевелился. Вроде невредим. Но уши словно паклей заткнуты: и колет, и ничего не слышно. Значит, оглушили. Поблизости фельдшер Ануфриев бинтует заместителя Короткова. Что с ним, с заместителем-то?

А Коротков чувствовал себя так, будто свалился в яму и тонул в липкой грязи. Попытался было опереться на руку — та согнулась, как соломинка. Кровь залила грудь и спину — все мокрое, хоть выжимай.

Его, тяжело раненного, отправили в госпиталь. Контуженный Винник категорически отказался покинуть роту. Как же он ее оставит? Ни за что! Вот придет в себя немножко и быстро поправится. Он шагал впереди роты в сопровождении Устинова и Панасюка, которые поглядывали на него с тревогой. Духовные силы его были воистину неистощимы. Однако надломленный организм сдавал. И вскоре ротный споткнулся, осел бы на землю, если б не подхватили его с двух сторон под руки.

Винника уложили на бричку. Когда остановились на станции Бейсугской, он уже умер.

Невинно голубело небо. Пахло медом и перезревшими фруктами. Сочны были августовские яблоки. И до чего же хотелось жить! Вдыхать напоенный ароматом воздух, слушать, как стрекочут неугомонные кузнечики.

Бойцы провожали в последний путь старшего лейтенанта Винника. Пришли и станичники, принесли марлевые покрывала, георгины, дубовые ветки. Украсили гроб, как могли.

Многим хотелось сказать добрые слова о любимом командире. Жители станицы слушали красноармейцев внимательно. А молодая казачка, никогда не знавшая Винника живым, сплела для него, мертвого, венок из полевых цветов.

— Отомстите врагам за этого человека! — сказала она воинам-комсомольцам. — Он за нас воевал, за детей наших малых…

Над могилой прозвучал трехкратный прощальный салют из винтовок.

Глава тринадцатая

1

По плану «Эдельвейс» намечался захват Кавказа обходом с востока и запада. 1-я танковая армия Гитлера устремилась к Тереку. 17-я полевая пехотная намеревалась захватить Туапсе и Новороссийск. А потом, за хребтом Кавказа, соединиться. Наши 56-я, 12-я и 18-я армии отходили к предгорьям Западного Кавказа, чтобы создать устойчивую оборону, улучшить свое оперативное положение и обеспечить успех сражения.

Комсомольский инженерный полк получил задание — помочь соединениям этих армий создать оборону прочную, непреодолимую. Под прикрытием 1-го стрелкового и 17-го казачьего кавалерийского корпусов батальоны саперов отходили за Кубань.

Высоки волны Лабы быстротечной, шумят они, пенятся. Четвертая рота готовит переправу на левый берег реки. Василий Васютин — старший группы саперов. Он теперь уже не комсорг роты, а политрук. Помогает переправляться на тот берег целой армии с людьми и техникой.

Неожиданно у моста образовывается пробка.

— В чем дело? — спрашивает у Васютина комиссар второго батальона Артюшенко. — Почему все встали? Тут одна бомба может натворить черт знает что!

— Майор какой-то появился. Хуже бомбы! Останавливает людей у моста, документы у всех проверяет. Говорит, что он из заградотряда.

— У него бы у самого проверить, — сердито буркнул комиссар. — Проверяльщики тоже могут быть разные… А ну, шепни ребятам: пусть окружат этого майора незаметно.

У переправы остановился автомобиль. Из кабины вылез Насонов с орденом Красного Знамени на груди. Попросил объяснить причину задержки. Ему сказали про странного майора, который, вместо того, чтобы торопить людей, мешает им переправляться через Лабу. Глаза Насонова гневно вспыхнули. Он протиснулся вперед. Артюшенко и Васютин переглянулись.

— Что вы затеяли? — укоризненно спросил командир полка проверяющего.

Тот спокойно разглядывал чей-то документ, крутил и вертел его. Затем вернул хозяину и лишь тогда повернулся к Насонову. Козырнул с независимым видом, назвался представителем заградотряда.

— Попрошу успокоиться, — сказал он. — Есть особое распоряжение. Предусмотрено штабом фронта…

— Чепуха! — оборвал его командир полка. — Откуда вы взялись?

В тот же миг проверяющий выхватил пистолет. Но стрелять ему помешали: Васютин мертвой хваткой стиснул локоть мнимого майора. Остальные саперы из группы Васютина набросились на его помощников.

Конечно, это оказались переодетые враги. Им нужно было задержать людей у моста до прилета своих бомбардировщиков. Но замысел сорвался. Когда появились самолеты, все уже переправились через реку.

А через пару дней у Лабы начался бой. Оккупанты старались прижать советские части к водному барьеру, потопить их. Нужно было срочно построить мост.

В долине запели пилы, застучали топоры — комсомольцы инженерного полка взялись за дело. У излучины, западнее Тенгинской, вонзились в песчаное дно реки увесистые сваи, на прогоны лег настил. Как ни отвлекала вражеская авиация частыми бомбежками, к вечеру над рекой поднялся мост. Забелел свежевыструганными досками. Часть наших войск пошла по нему. Остальные уже переправлялись через Лабу где попало, используя подручные средства и полагаясь на собственную выдумку. После отхода наших частей Насонов приказал взорвать переправу, чтобы ею не воспользовался противник.