Политрук вздохнул. Пригладил пряди волос, но порыв ветра тут же снова растрепал их. С 1939 года в армии Сурен Амазаспович. До этого учительствовал в Армении. Учил ребятишек выводить на школьной доске мелом: «Мы не рабы. Рабы не мы». Да… Кажется, было это давным-давно. Будто целую жизнь прожил с тех пор.
Когда началась война, его направили в комсомольский полк. Здесь пригодились знания учителя, опыт воспитателя, умение с каждым найти общий язык. Ведь полк сформировали из вчерашних школьников, юношей и девушек, которые совсем недавно сидели за партами.
Он был строг с подчиненными, но строже всего относился к самому себе. Ни малейшей слабости не прощал, никакой поблажки не давал. Как спрашивать с других, если сам не очень организованный человек? По воспитателю равняются воспитанники, живой пример для них всегда убедительнее любых красноречивых фраз.
Кавказ — родная стихия, там он чувствовал себя, как рыба в воде. Точно ориентировался во всякой обстановке, находил выход из любого положения. Мало ли преодолел опасностей?..
Однажды, когда два взвода под его руководством занимались фортификацией на передовой, под горой гитлеровцы готовились к атаке. Они поднялись во весь рост, пошли напролом. Саперы затаились. Подпустив противника поближе, Никоян скомандовал: «Огонь!» Атаку удалось сорвать.
В другой раз он обратил внимание на движение транспорта за передними позициями врага. На рассвете разбудил нескольких ребят, повел их в тыл противника и указал, где ставить мины. На дороге после них остался запретный знак. И соответственно указатель — как обойти «опасное» место. Немецкие машины, послушные указателю, двинулись в ту сторону. Конечно, взорвались.
Целыми днями Никоян бывал с людьми, а по вечерам писал письма жене.
«Меня беспокоит твое настроение, оно проглядывает между строк. Неужели моя Араксия начинает сдавать позиции? Непохоже на тебя! Разве мало лишений ты перенесла и непривычно для тебя противостоять им?.. Ради нашего будущего мы с тобой боролись с трудностями и сейчас должны бороться. Кто не теряет самообладания в трудные минуты жизни, тот выходит победителем. А мы с тобой должны победить! Не растеряй свои лучшие качества, моя Араксия. Все время думаю о тебе и детях…»
Политрук по себе знал, что такое письма из дома. Как согревают они и дают новые силы для борьбы с врагами. Поэтому следил, регулярно ли отвечают ребята своим родным, даже в поезде. Ведь родители так ждут весточки от сына с фронта, беспокоятся. Кое-кто из саперов очень любил получать вести от близких, но ответы писал не всегда сразу, откладывал от случая к случаю.
— Черников! Ты написал матери?
— Собираюсь, товарищ политрук.
— Долго собираешься! Сегодня же садись за письмо.
— Есть!
— То-то, дорогой!
— А ты, сержант, почему не пишешь? — спросил Никоян командира отделения разведки Иванчикова.
— Так ведь мои в Запорожье. Жду, когда освободят его.
— Теперь уж скоро, Сережа.
Тот склонил голову, загрустил.
— Наши семьи на юге, товарищ политрук, а мы вон где…
— Здесь — тоже Родина, Сергей. Каким бы путем ни шли мы к победе, важно, что придем. Правильно, дорогой?
— Конечно, товарищ политрук! По горам вот только я скучаю… Реки тут тихоходные, не то что на Кавказе… Привыкнуть не могу. Красивы леса, а все же горы лучше!
— Так для каждого: место, где родился, — самое дорогое. По секрету тебе скажу: каждую ночь во сне горные вершины вижу… Подожди, разобьем фашистов — и на Кавказ.
Вечером бойцы набились в купе к политруку, стали рассказывать по порядку, кто о родном городе, кто о деревне, в которой родился. Какие сливы созревают там под окнами дома, сизовато-матовые, крепенькие, как пахнут свежеобструганные доски из только что срубленного дерева. Даже крапиву, жгучую, злую, вспоминали с умилением.
Батальоны выгрузились под Истрой. Ровно три недели ехали. А еще через две недели будет два года, как идет война… Это сколько же тревожных дней и ночей позади?
Подразделения соорудили шалаши, натянули брезент, как-то устроились. Все-таки не зима — жить можно. Правда, по утрам иногда приходилось дрожать от холода, пока не вставало солнце. Средняя полоса России, здесь нередки весной заморозки.
Начались занятия. Каждая минута расписана, учитана. Однако Никоян по-прежнему писал домой подробные обстоятельные письма.
«Чудесная эта земля подмосковная. Удобная для тракторов. Только пахать бы! Когда же, наконец, прогоним мы оккупантов и примемся за мирные дела? У нас тут кругом лес. Ребята рубили березы для шалашей, а мне жаль деревья. Молодые они, белоствольные… Рад, что наш мальчик Генрих ходит уже в детский садик. Хорошо ли он говорит по-русски? Приеду — послушаю. Да, растут дети… Моя Араксия, береги их!»
Под Москвой комсомольская бригада резерва Главного командования стала называться Первой штурмовой комсомольской инженерно-саперной…
На третий день в бригаде сформировали роту по подготовке сержантского состава. Руководил ею опытный специалист по фортификации капитан Евтушенко. Взводами командовали лейтенанты Власьев, Данилов, Клейменов, офицеры энергичные, технически грамотные.