Перешедшие реку

…А теперь перенесемся в 20-е годы ХIХ столетия, место действия – Россия, Санкт-Петербург. Расцвет деятельности тайных обществ, впоследствии получивших название «декабристских». Среди прочих членов этих обществ можно найти упоминание о некоем молодом человеке по фамилии Перетц. Нет-нет, он, конечно же, не был в числе самых активных, не попал в руководители Северного или Южного обществ. Может быть, и слава Богу – иначе у нынешних антисемитов оказался бы лишний повод упрекнуть евреев в том, что с самого начала (по ленинской формулировке, помните? – «декабристы, разночинцы-народники, пролетарии-коммунисты») революционного движения им заправляли евреи.

Потому что декабрист Григорий (Гирш) Перетц был еврей. Правда, крещеный. В отличие от большинства выкрестов, всемерно стремившихся по крайней мере забыть о столь позорном пятне, как еврейское происхождение, а иной раз и выступать с откровенно антисемитских позиций, сей молодой человек о своем происхождении помнил. И хранил в душе вечную еврейскую мечту о возрождении Эрец-Исраэль.

Во всяком случае, его друзья в письмах упоминали – с легкой иронией – о «пунктике» Перетца: постоянных разговорах о еврейском государстве. Григорий Перетц писал «о необходимости освобождения евреев, рассеянных по России и даже по Европе, и к поселению их в Крыму или даже на Востоке в Палестине в виде отдельного народа…» А действительно: почему бы и нет? Идеализм тогдашних российских молодых людей выражался в различных формах. Если молодых польских дворян к декабристам, помимо общего увлечения идеями свободы, равенства, братства, привела мечта о свободной и независимой Польше, почему бы молодому еврею не носить в душе образ свободного и независимого еврейского государства? Пусть не вполне независимого, а, например, под эгидой грядущей демократической и сильной России? Ирония иронией, но например, Пестель в подобных разговорах участие принимал охотно. И даже, по свидетельству очевидцев, обсуждал некоторые детали реализации сего прожекта. Тот самый Пестель, один из самых радикальных деятелей декабристского сообщества, автор одного из двух проектов будущей российской конституции. Первый проект, написанный Никитой Муравьевым, считается историками более консервативным. «Русская правда» Пестеля более радикальна. Но вот в еврейском вопросе Пестель показывает себя вполне консерватором, и даже ретроградом: с его точки зрения, отраженной в «Русской правде», евреи не должны получать гражданские права в том же объеме, что и прочие граждане будущей Российской республики (Пестель был убежденным республиканцем). Его рассуждения о еврейском народе сделали бы честь какому-нибудь заслуженному антисемиту. И вдруг именно он – и разговоры о еврейском государстве… Парадокс? Ничуть не бывало.

Пестель, как русский офицер, всегда относился к Турции как к естественному южному сопернику России. Так оно, в сущности, и было. Ничего удивительного в том, что план создания еврейского государства (или автономии, как сейчас сказали бы – национально-государственного образования) в Палестине, находившейся тогда под властью Оттоманской империи, мог показаться ему вполне приемлемым поводом для военной экспедиции и возможным средством сдерживания турецких интересов в Черном и Средиземном морях.

Впрочем, все эти разговоры остались разговорами. Декабристы, как известно, потерпели поражение на Сенатской. Дальше – виселица для Пестеля и еще четверых, для прочих – Сибирь, Кавказ, аресты, ссылки. И Г. Перетц, хотя и отошедший к моменту события на Сенатской от дел Общества в связи с женитьбой, тоже арестовывается и приговаривается к пожизненной ссылке. Лишь в конце 40-х годов ему разрешают поселиться в Одессе.

И разговоры, повторяю, остаются разговорами.

Но мы-то в самом начале договорились немного пофантазировать. Итак, что было бы, если бы 14 декабря 1825 года победа досталась декабристам?

Разумеется, идеи Г. Перетца не стали бы предметом обсуждения новой властью в числе первоочередных государственных задач. Но, будем надеяться, молодой декабрист не оставил бы своей мечты – это первое необходимое условие для ее осуществления; а представители государства – скажем, диктатор Пестель или премьер-министр Сперанский (ему, великому реформатору ранних лет Александрова царствования, декабристы отводили такое место в новом правительстве) – в какой-то момент сочли бы эту утопическую мечту соответствующей насущной необходимости – второе условие осуществления. Кстати, Сперанский дружен был с отцом нашего героя Абрамом Перетцем; сын любартовского раввина сыграл видную роль в финансовой реформе 1810–1812 годов, разработанной сенатором…