Пересменок. Повесть о советскком детстве

Взяв себя в руки, я вернулся в комнату, заглянул в гардероб, где тоже можно спрятаться, потом сел на стул и затаил дыхание. Минут через пять в диване кто-то ворохнулся, и явно покрупнее мыши. Все ясно!

— Почитать, что ли? — громко произнес я и с разбегу плюхнулся на диван, целясь в то место, откуда донесся шорох.

Изнутри раздался писк, тоже не мышиный.

— Пусти! Здесь душно... — послышался из утробы глухой голос брата.

— Кто это?

— Я.

— Кто — я? Наши все дома.

— Я. Сашка...

— Ах, Сашка! И зачем же ты туда залез?

— Хотел от тебя спрятаться.

— Спрятался?

— Угу.

— Вот и сиди там.

— Я маме все про тебя скажу.

— А я добавлю.

В общем, выпустил я его из дивана, когда во дворе послышались голоса родителей. Лида пилила отца за то, что он на прощание целовался с ее подругой Валей Шилдиной почти по-настоящему, а это совсем не обязательно. Тимофеич самодовольно отвечал, мол, не виноват, она сама губы подставила.

— Мало ли кто тебе чего подставит... — не унималась Лида. — Я с тобой еще завтра на свежую голову поговорю!

— Вылезай, партизан! — разрешил я.

С тех пор Сашка никогда от меня больше не прятался. Я вдруг почувствовал, что соскучился по брату, по его проказам, шкодливой улыбке, даже по его постоянным попыткам стянуть что-нибудь из письменного стола или нарисовать в моей классной тетрадке чертика. Однажды я, не поглядев, сдал домашнее задание на проверку. Ирина Анатольевна посмот­рела на страничку, хмыкнула и заметила с иронией:

— Так ты у нас еще и художник! Ну-ну... А почему у черта два хвоста?

А все-таки я брата люблю. «Родная кровь», — как говорит бабушка Аня.

Я вздохнул и лег на диван с книжкой.

«...Сильные удары весел разбивали мутную воду Хапи. Три могучих негра-гребца быстро гнали вверх по течению легкую лодку. Под плетеным сводом навеса сидели двое. Это были Бурджетд и старый Мен-Кау-Тот...»

Оторвав глаза от страницы, я снова увидел знакомого таракана, который, шевеля усиками, словно ухмыляясь, беззастенчиво прогуливался, как по бульвару, вдоль полированной ручки дивана, а по ножке обеденного стола взбиралось другое насекомое. Третий прусак бежал от батареи к этажерке. Это уже ни в какие ворота не лезет! Если они так нагло ведут себя днем, то можно представить, что происходит тут ночью, когда я сплю. Что ж, остается принять вызов!

Я тихо встал, осторожно взял отцовский тапок с широкой кожаной подошвой, но, выйдя на тропу войны, с удивлением обнаружил: все насекомые внезапно исчезли. Странно! Непонятно! Может, они телепаты и умеют читать наши мысли, как Вольф Мессинг? Нет, скорее всего, в результате горького опыта многих поколений тараканы усвоили: если человек берет в руки мухобойку, тапок или свернутую в трубочку газету, надо немедленно сматываться.

Неужели они настолько умны? Муравьи точно соображают — попробуй построить без мозгов муравейник. Но тараканы! Нужен срочный научный эксперимент. Я демонстративно положил тапок на место, на коврик у родительской кровати, а потом прошелся по комнате прогулочным шагом, показывая: в руках у меня ничего опасного нет. Затем я стал демонстративно собираться на улицу, для убедительности вслух излагая маршрут предстоящей прогулки, надел техасы, ставшие действительно подлиннее, долго шнуровал кеды, натягивал перед зеркалом куцую курточку, громко сокрушаясь, что за лето неприлично вытянулся. Попутно мне пришла в голову интересная мысль: в светлом будущем изобретут такую одежду, которая будет взрослеть вместе с хозяином, попутно видоизменяясь согласно последней моде. Короче: младенцу покупают только распашонку, а дальше она растет вместе с ребенком. То же самое с чепчиком, он последовательно превращается сначала в панаму, затем в детский картуз и, наконец, во взрослую шляпу. У демисезонных пальто к зиме сатиновая подкладка будет изнутри покрываться густым мехом...

Размышляя о будущем, я показательно собирался на улицу, чтобы убедить тараканов в серьезности своих намерений, а уходя, отчетливо произнес:

— Прошвырнусь-ка я часок-другой... — и громко хлопнул дверью, злорадно воображая, как ворвусь через десять минут и тяжеленьким журналом «Политическое самообразование», который незаметно захватил с собой, перебью обнаглевших насекомых до одного.

Но далеко я уходить не стал, выжидал на площадке, опершись на перила и глядя вниз, на ступени с медными шишечками.