– Как и с Бесчестными. Мы зовем их так, как они звали своих жертв, – Эми фыркнула. – Они были лидерами Почетного общества. Президент, заместитель, секретарь и казначей. Доказательство, что власть портит, да? Пересмешники услышали об этом деле три года назад, когда Кейси была старшекурсницей. Мы услышали о деле Пола два года назад. Услышали о них тут, в прачечной, и совет разобрался в обоих случаях. Старшекурсники были обвинены, Пола Око тоже обвинили.
– Вы – совет? – спросила я.
Эми покачала головой.
– Нет, мы управляющие. Мы руководим группой, но не решаем, кто виновен, а кто – нет. Это делает совет из девяти учеников, которых мы назначаем каждый семестр. Новая Девятка, так сказать. Мы сейчас ведем переговоры с кандидатами, потому что по школе можно увидеть наши листовки. Они проходят нашу систему, – сказала она, и мне стало интересно, что она подразумевала под системой, но я не спросила. – А потом мы выберем девять. И когда придет время решать дело, троих случайно выберут за несколько дней до слушания, они вынесут вердикт. Так совет не подкупить, не запугать. Все происходит честно, и это работает.
– Совет только слушает дела, – добавила Илана ровным голосом. – В идеале – в мире Фемиды, как его видит администрация – случаев быть не должно. Но они есть. Их много. Всегда кто–то делает что–то не так.
– И когда Пола посчитали виновным, вы заставили его покинуть команду? – спросила я.
– Мы никого не заставляем, – сказала Эми. – Но он знал, что его ждет.
Мартин поспешил объяснить:
– Если ты соглашаешься на слушание как обвинитель или жертва, ты соглашаешься и на последствия, – сказал он.
– И какие они?
– Лишение того, что ты любишь больше всего, – сказала Эми. – Это наказание. Это правосудие. Пол ушел. И до нашего времени тут четверым ученикам из Почетного общества пришлось оставить свои обязанности. Они должны были.
Я обдумывала это минуту, идея – реальность – что правосудие было и в академии Фемиды. Что учеников наказывали. Что другие ученики помогали.
– А если другой человек не согласится? Как вы заставляете? – спросила я.
Эми хитро улыбнулась.
– Обычно мы не заставляем. Многие студенты соглашаются, потому что у них есть гордость. Мы тут помогаем друг другу. Обычно это не проблема.
Илана склонила голову на один бок, на другой, разминая шею, и добавила:
– Но мы все–таки делаем так, чтобы студенты хотели прийти до слушания и согласиться на условия.
– Вы же их не бьете? – агрессивно спросила Майя. – Это пошло бы против всех целей группы, да? Вы же должны «творить добро».
Илана и Эми обменялись улыбками.
– Мне нравится, что ты привела своего бульдога, Алекс.
– Английского бульдога, – добавила Майя, не позволяя никому другому поставить точку.
– Мартин, объяснишь? – спросила Эми.
Мартин склонился к нам, каштановые волосы упали на глаза. Он убрал волосы, посерьезнел.
– Мы не угрожаем и не бьем их. Это против наших убеждений. Мы ради добра, и чтобы исправить ситуацию. И мы помогаем ученикам, как ты, без жестоких методов.
Илана добавила:
– Мы помогали некоторым первокурсникам в прошлом семестре, – сказала она. – Среди молодежи ужасно много предательства. Но мы разобрались.
Они были мстителями, как Робин Гуд или Спайдермен, защитниками в плащах, борющимися за правду и справедливость.
– И… – Эми нарушила тишину. – Если мы возьмемся за твое дело…
– Вы беретесь не за все дела? – я перебила ее и сразу поняла, что после такого могу остаться с проблемой одна.
Эми покачала головой.
– Не за все. Мы их рассматриваем. Нам нужно убедиться, что мы можем справедливо разобраться с этим делом.
Я не знала, как они могли убедиться, если я ничего не помнила. Мне не нравилось, что я напилась. Что я стала той, кто ничего не помнил, чья защита была в том, что она ничего не помнила.
– Как я и говорила, если мы за это возьмемся, это будет первое дело с насилием для Пересмешников, Алекс. Мы еще относительно новая группа, только развиваемся. Мы хотим быть справедливыми, и нам нужно продумать, как поступать при изнасиловании. Изначальные правила описаны широко, а мы хотим уточнения для каждого случая. И потом мы проголосуем.
– Втроем? – спросила Т.С.
Илана рассмеялась.
– Не мы, – сказала она. – Вы не понимаете. Мы просто следим, чтобы Пересмешники существовали. Пересмешники – это все ученики. Мы не важны. Вы важны. Ученики важны. Они будут голосовать. Кодекс – для учеников. Все – для учеников, друг для друга.
– Мы будем встречаться по отдельности, чтобы подготовиться, а потом сообщим о голосовании, – сказала Эми. Она посмотрела на меня и чуть не опустила руку мне на ногу. Я ощущала, что это было бы по–дружески, но она остановилась, поняв, что не стоило сейчас меня трогать. Это понимание, это осознание мелькнуло в ее голубых глазах, словно она усиленно все ощущала. – Но не переживай, Алекс. Это формальность. Это поддержат. Администрация не поймет, что почти все ученики поймут, что мы не хотим, чтобы такое происходило тут.
– И если это поддержат? – тихо спросила я.