Пересмешники (СИ)

Он слабо улыбнулся. Его глаза загорелись, хоть было темно. Дело явно было в зеленых вкраплениях. Я хотела бы себе такие. Мои глаза были просто карими.

– Я почувствовал это и захотел сказать. И мы уже друзья. Потому я хочу проводить тебя к актовому залу. Можно?

Я поняла, что он спрашивал, потому что был из тех парней, которые при виде девушки ночью не нападали на нее, не насмехались и ничего не предпринимали, а просто спрашивали, можно ли проводить ее. Он был не таким, как Картер. Выше остальных.

– Как там птицы? – спросила я, когда мы зашагали.

Он улыбнулся, поднял указательный палец и понизил голос.

– Запомни мои слова, Алекс. Однажды сойки захватят мир. Они будут нашими хозяевами, лидерами, и мы будем им преклоняться.

Я представила синюю сойку в Овальном кабинете, в маленьком сером костюме и в галстуке в красно–синюю полоску. Его пернатая голова была опущена, он думал над отчетом, который его секретарь – кардинал – оставил на столе рано утром. Сойка взял серебряную ручку, обхватил ее крылом, а слуга – человек – принес поднос с чаем и печеньем, нет, червями, и опустил рядом с птицей–президентом. Я рассмеялась над сценой в моей голове и Мартином, подавшим идею. Мне нравилось, как он мог от серьезного переходить к забавному за миг, понимая, что именно в тот момент было необходимым.

– Я буду считать, что меня предупредили, что синяя сойка всех захватит.

– Это кустарниковая сойка. И никому не говорил о моих теориях заговора, ладно? Они могут подумать, что я безумен, – сказал он, покрутив пальцем у виска, показывая чокнутого.

– Твой секрет с сойками я сохраню, – игриво сказала я, но это быстро пропало, когда я подумала, что моя тайна перестала быть тайной. Он знал, Т.С. знала, Майя знала, Пересмешники знали. Если я пройду тот суд, узнает больше людей. Все узнают. – Спасибо, Мартин, – сказала я у двери актового зала. Там будет открыто. Как всегда. Так было в Фемиде. Но я не пригласила его войти, а он не просил об этом.

– Я тут подожду, – он указал на толстый дуб в тридцати футах от двери, ветки уже были голыми. – Я посижу на траве, закончу ставить французские глаголы в давнопрошедшее время, а когда ты закончишь, сделаешь вид, что встретила меня впервые за ночь, а не что я тебя ждал. И я провожу тебя обратно.

– Но тут холодно, – сказала я.

– Я утеплился, – он указал на свой флисовый свитер.

– Ты не обязан меня ждать, – сказала я.

– Знаю, – отозвался он.

– Ты не обязан, – повторила я.

– Но я хочу. Я буду тут, ладно?

Я кивнула и прошла в актовый зал. Там было тихо, темно, он был моим, и я не включила свет, чтобы не привлечь внимание остальных, что я была тут. Я могла играть без света. Я прогнала все лишнее из головы. Эми, Илана, Пол Око, ресивер, Бесчестные, театральный кружок, моя сестра, яблоко на ужин, та ночь, даже Мартин под деревом на холодной и твердой земле, – все это стало паром. Я устроилась за пианино в своем убежище. Это был дом, это была я. Это я делала. Это была я до, во время и после той ночи.

Скоро меня ожидало выступление с Джонсом с Моцартом. Соната для скрипки и пианино №35. Я закрыла глаза и оттачивала свою часть. Начало я знала хорошо, вторую часть – на уровне эксперта. Третий кусочек я знала, но могло быть лучше. Я мысленно отметила, что нужно было обсудить это с учителем музыки. Когда я закончила, мне стало лучше, я расслабилась, сосредоточилась. Казалось, я могла всю ночь играть и не устать. И я вернулась к своей любимой «Оде к радости».

Мой средний палец нажал на ми, и я услышала, как она играла в ту ночь, и я вернулась во времени.

– Мм… – шептал голос у моего уха. Или в моем рту. Я не была уверена. Наверное, во рту. Там был его язык. Его язык проникал в мой рот, касался моего языка. Мне не нравились глубокие поцелуи. Мне нравились поцелуи губами, с нежными губами как у Дэниела, а не языками, которые вели себя как хотели. – Вернемся в мою комнату, – сказал он.

Эта идея звучала логично. Она звучала как продуманный план. Он встал и потянулся к моей руке. Я споткнулась, вставая, и он сжал мою руку крепче, а потом повел из комнаты в коридор, а потом и к задней лестнице.

– Уже поздно, так что нужно быть осторожными, – сказал он.

– Верно. Осторожно, – согласилась я, сжимая перила, спускаясь по лестнице.