Может, он и кивнул, но я не знала. Казалось, у него были две головы. Или одна была размытой. Я не знала, все кружилось. Его голова кружилась, или кружилась кровать, или это была я. Я закрыла глаза. Было больно держать их открытыми. Но я кружилась и с закрытыми глазами, так что открыла их. Картер все еще был надо мной, нависал. Думаю, он надел презерватив, потому что он приблизился ко мне, его лицо оказалось ближе ко мне, и его тело опускалось, ладонь, правая или левая, уперлась в матрас возле моей руки. Другая ладонь была между его ног. Я догадывалась, что он делал. Он пытался войти в меня. Он хотел войти в меня. Я посмотрела на меня, на мое тело. Я была обнажена, в его кровати, и я не знала, как тут оказалась. Я знала, что не хотела его в себе. Не хотела это в себе. Кружение замедлилось, остановилось, и комната замерла, стала тихой, спокойной. А я стала сильной, прижала ладони к его широкой груди. Я давила ладонями, толкала его. Я качала головой, говорила нет. И я оставила ладони так, словно удерживала машину, словно силач, держащий мост.
Мое тело опустело, все внутри было темной пещерой. Все почернело на миг от грязного воспоминания. Я не молила об этом, я умоляла остановиться, я отталкивала его, но он все равно входил в меня.
Я вспомнила, что почти опаздываю на французский, схватила сумку и побежала. Мартин ждал меня у общежития.
– Прости, из–за меня ты опоздаешь, – сказала я.
– Мы. Мы опоздаем. У нас один урок. Французский, – он напомнил, что этот урок был для нас общим. – Но не переживай. Мы не сильно опоздаем.
– Да, – я все еще была растеряна после звонка и воспоминания.
– Ты в порядке? – спросил он, пока мы шли к Морган–янг–холлу по обычному пути. Не было времени на долгий путь. – Ты в порядке? – повторил он.
О, я забыла ответить.
– Да, – выдавила я. – Черт!
– Что?
– Нужно бежать, – я сжала его руку. – Сослагательное наклонение, помнишь?
Если опаздываешь на французский, приходится говорить весь урок в сослагательном наклонении: «Avis aux retardataires de mon cours, je vous
imposerai l’utilisation exclusif du subjonctif», – предупредила мисс Думас в первый день. Это наказание было жестоким, но эффективным, потому что все, кто учил французский, знали, что сослагательное наклонение было самым сложным. Никто НИКОГДА не опаздывал на урок мисс Думас.– Проблем не будет, – сказал он, пока мы бежали.
– Ты предсказывать умеешь?
– Нет, я уже позаботился об этом.
– Позаботился?
– Когда я понял, что ты опоздаешь, я позаботился об этом.
Я не успела узнать, как, мы толкнули тяжелую дверь здания, зазвенел звонок. Мы опоздали. Но Эми у кабинета французского оживленно общалась с мисс Думас. Наша учительница стояла спиной к нам, ее каштановые кудрявые волосы были уложены на голове, она болтала en francais
с Эми. Мартин коснулся моей руки, замедлил меня, чтобы мы беззвучно прошли по коридору. Я повторяла за ним, а Эми воскликнула:– Certainement! Il me fera un grand plaisir de r'ediger un essai pour vous.
– Formidable, –
сказала мисс Думас Эми, мы с Мартином прошли в класс незаметно для учителя. Я заняла свое место, он – в нескольких партах от меня. Мисс Думас вошла через две секунды в класс и бодро сказала. – Bonjour, mes amis!Она прошла к своему месту за столом, начала урок, не заметив, что мы опоздали. Я тихо выдохнула с облегчением. Я ненавидела сослагательное наклонение. Но мне было не по себе. Где я была бы, если бы Эми, Мартин и Илана не бились за меня, спасая от учителей, плохих парней и самой меня? Я была Алекс, пианисткой, желающей быть в Джуллиарде. Теперь я была неприкасаемой.