Пересмешники (СИ)

Он сглотнул, посмотрел на меня, как делал порой на физике, как делал, когда хотел что–то сказать, но останавливал себя.

– Мне кажется, что это моя вина, – выпалил он.

– О чем ты?

– В том, что случилось с Картером.

Я посмотрела на него, как на безумного.

– О чем ты? С чего ты взял?

Мартин провел пальцами по волосам. Мягким, как я помнила с той ночи.

– Потому что я говорил с тобой на концерте, и, когда ты вернулась из туалета, ты говорила с ним.

– Ох.

– Мне очень жаль, Алекс.

– Это не твоя вина, не сходи с ума.

– Я ужасно себя чувствую. Я должен был удержать тебя от него. Что–нибудь сделать.

– Как ты мог знать, Мартин? – тихо сказала я. – Никто не мог знать, что будет. Он казался обычным парнем на концерте.

– Я не должен был говорить с Клио. Я не знал, что разговор с ней обернется этим.

– Мартин, серьезно, это не проблема.

Его глаза расширились от потрясения.

– Не проблема? Он напал на тебя.

– Я не об этом. Не проблема в том, что ты говорил с Клио.

– Я даже не хотел с ней говорить. Я говорил, потому что ты ушла.

– Мне нужно было в туалет, – сказала я.

– Казалось, ты искала повода отойти.

– Мне нужно было пописать! Я сказала же. И когда я вернулась, ты говорил с Клио. И я решила, что ты… – я утихла.

– Что решила? – тихо спросил он. – Что она мне нравится?

– Ну, да.

Он покачал головой.

– Она крутая, но я просто… – он не закончил мысль.

– Потому ты помогаешь мне? Потому что считаешь, что это твоя вина? Это глупо.

– Я помогаю не поэтому.

– Давно ты с Пересмешниками? – спросила я.

– С начала второго курса.

– Полтора года.

Он кивнул.

– Ты был гонцом на втором курсе, – сказала я.

– Да.

– И гонцы становятся Пересмешниками, да?

Он кивнул.

– И ты сразу из гонца стал управляющим?

– Не совсем.

– Есть промежуточный шаг?

– Да.

– И? Что за шаг?

Он склонился ко мне, словно хотел поведать тайну.

– Гонцы – это первый уровень, почти как…

– Клятва! – я начала понимать, как они работали. Он не успел ответить, я продолжила. – И из гонца становятся советом, а потом управляющим.

Мартин постучал указательным пальцем по носу и указал на меня.

– Ты гениальна, Алекс.

Я вскочила со стула, головоломка стала целой.

– Видимо, все так происходит. Нужно проявить себя как гонец. Может, некоторые теряют интерес и уходят. Те, кто остаются, пытаются попасть в Новую Девятку – совет учеников. И вы ищете новых членов совета каждый семестр, чтобы они оставались неподкупными?

– Верно.

– И кто решает, какие члены совета становятся управляющими?

– Управляющие и лидер.

Я кивнула пару раз, ощущая себя так, словно разгадала шифр. Я сегодня была в ударе. Я писала отличный весенний проект, разбиралась с придурком, напавшим на меня, и изучала работу тайных судей и полиции школы.

– Но если ты был гонцом в прошлом году, когда ты был в совете?

– Осенью, в прошлом семестре.

– Всего полгода? Ты так хорош, что они сказали: «Ого, нам срочно нужен Мартин среди управляющих»? – пошутила я.

Он рассмеялся и покачал головой.

– Не совсем. Один из старшекурсников среди управляющих после половины года решил вернуться к основам.

– О чем ты? – уточнила я.

– Он прошел систему – гонец, совет и управляющий – и сказал, что заскучал по приземленному ощущению работы гонца. И он снова гонец.

– Это даже забавно.

– Да, он собирается быть организатором. И быть ближе к народу.

– Значит, он ушел, – сказала я, продолжая догадки, – и ты занял его место. Все просто?

– Было собеседование, проверка и все такое.

– И что они спрашивали?

– Я не могу рассказать все, Алекс, – игриво сказал он. – Но я служил в совете, и Эми решила, что я готов быть выше, стать управляющим.

– И когда ты сказал, что слышал о деле ребят из театрального кружка, ты был тогда в совете?

– В совете девять членов каждый семестр, на суде их только три, так что шанс моего присутствия на их слушании – 33,33 процента.

Я закатила глаза.

– Ладно, математик, ты был в этих 33,33 процентах совета и услышал об этом?

– Вспомни, слушания не было.

– Тогда откуда ты узнал об этом?

– Все обсуждается.

Как визит с макаронами и сыром.

– Почему ты хотел стать Пересмешником? – спросила я.

– Мой папа судья, а мама – прокурор. Так что справедливость у меня в крови. Я еще и идеалист, как они. И я верю, что мы можем творить добро. Может, мы можем добавить добра этой школе.

– Ты в это веришь?

Он пылко закивал.

– Это не идеально. Ничто не идеально. Но нам нужно существовать, да? Посмотри на учителей. Они не запирают кабинеты, актовый зал всегда открыт. Они живут в ла–ла–лэнде, как в выступлении с Гершвином, что будет на следующем их собрании, – он презрительно фыркнул. – А потом они попросят меня расчленить сипуху на собрании клуба факультатива, и все будут стоять рядом и охать.

– Да, это глупо, – сказала я. – А ты будешь лидером, как Эми?

Он покачал головой.

– Не могу.

– Не можешь? Почему?

Он не ответил.

– Лидер – всегда девушка? – не унималась я.

– Нет, это не так.

– Тогда как?

– Мы можем поговорить о другом? – спросил он.

– О твоих причинах? – я вернула разговор к началу.

Он улыбнулся.

– Причины…

– Ты ощущал вину. Потому ты тут.

– Не поэтому.

– Тогда почему?