Пересмешники (СИ)

Я поняла, что звук издала я. Это «ух» было моим, из–за чьего–то веса на мне, чьего–то тела на мне. И я пришла в себя с этим «ух», попала в миг между сном и реальностью. И теперь я была тут, в его кровати, голая, под ним. Но он прижимался ко мне, двигался все быстрее, и я хотела что–то сделать, что–то сказать, но ощущала, как все замедляется, и я могла лишь дышать, дышать, дышать…

Я стояла там с тюбиком пасты в одной руке, щеткой в другой руке, воспоминание о втором пробуждение было ярким, живым, ужасным. Я яростно почистила зубы, словно могла стереть память.

Но не могла. Теперь она была частью меня.

Я не выходила из общежития до конца выходных. Не видела Мартина, не звонила ему, не писала ему. Кого я обманывала? Я была не той девушкой, которая убегала со своим тайным парнем с кампуса. Я была девушкой, которую изнасиловали.

* * *

– Я хотела сказать тебе, – сказала мисс Дамата, когда я еще раз отрепетировала Девятую симфонию в свободное время между уроками в понедельник утром. – Один из моих коллег из Джуллиарда будет в гостях у меня и моей семьи. На выходных, когда ты выступаешь. И он в приемной комиссии университета.

– Он, – начала я, ощущая дрожь от возможности, которую она показывала мне, – хочет посмотреть мое выступление?

Она кивнула, широко улыбаясь.

Я подпрыгнула.

– Это невероятно. Не верится. Вы серьезно? Не шутите?

– Думаю, ты меня хорошо знаешь. Я не из тех, кто любит шутить.

– Это… – я замолчала, потому что крутость выступления перед настоящим работником Джуллиарда из приемной комиссии не удавалось описать словами.

Она добавила:

– Ты знаешь, что это не добавит баллов при поступлении. Но это не помешает.

– Это точно не помешает, – сказала я, ощущая себя как бутылка колы, готовая извергнуть в стороны шипящие пузыри. – Я так рада.

Я склонилась и обняла ее, она обняла меня, и я ушла на французский, рано попала в класс – за десять минут до звонка. Я была первой, так что спокойно заняла свое место сзади. Мисс Думас писала на доске.

– Бонжур, Алекс.

– Бонжур, мадам Думас.

Я вытащила учебник, Мартин прошел мимо, постучал по моей парте по пути. Я должна была ощущать вину за то, что не позвонила ему, не встретилась с ним в субботу, хоть обещала. Но мне надоело ощущать, что я должна что–то сделать.

Через пару минут мисс Думас попросила нас сдать сочинения, описывающие учебный день с конструкцией «on fait». А потом она сказала, что остаток урока мы будем использовать «ca fait».

После урока я сунула тетради и книги в сумку. Я ощущала Мартина рядом, за собой, может, ждущего у двери. Я застегнула сумку и встала.

– Эй, – сказал он.

– Привет, – вяло сказала я.

– Ты хорошо держишься? Суд меньше, чем через неделю.

– Я не хочу говорить о суде, – холодно сказала я.

Мартин напрягся, начал спрашивать другое, но я не хотела говорить о себе, суде или Пересмешниках. И я парировала вопросом:

– Что делал на выходных?

– Написал половину проекта про сипух, смотрел хоккей. Мои «Баффало Сейбрз» проиграли. Знаю, это и тебя расстраивает. И я поспал три часа днем, словно умер для всего мира.

– О, я бы хотела так.

– Так иди.

– Пропустить урок и поспать?

– Да. Что лучше этого?

– Кто бы мог подумать, что в тебе скрывается разбойник, – сказала я.

– Порой мне нравится нарушать правила, – сказал он.

Мы притихли, пока шли дальше.

– Я надеялся увидеть тебя в субботу, как мы договаривались, но, может, ты не хотела, – тихо сказал он.

Я не хотела его видеть. Я не хотела никого видеть. Я не хотела ничего делать. А потом я посмотрела на него, в его карие глаза с зелеными вкраплениями. И я увидела в них немного боли. Он хотел увидеть меня, надеялся увидеть меня. Он что–то испытывал ко мне. Он был не просто Мартин Пересмешник, Мартин–ботан, Мартин, что отлично целовался. Он был Мартином, парнем, которому нравилась девушка.

Девушка, которую увидит профессор из Джуллиарда. Пианистка.

И я сделала то, что не должна была. Я взяла его за руку и втащила в пустой класс. Я прижала ладони к его лицу, потом запустила пальцы в его волосы, мягкие и пушистые. Я прижалась губами к его сладкому рту, теплому и голодному. Я отошла на пару шагов, не отпуская его, и моя спина столкнулась с доской, там меня не увидели бы ученики или учителя. Я прислонилась к доске и целовала его сильнее, притягивала его тело ближе к себе. Его джинсы были возле моих, наши пояса соприкасались. Он был моим, я хотела его, и я не отпускала его. Я притянула его ближе, он прижался ко мне, между нами не осталось места, и я не могла перестать целовать его, а он не мог перестать целовать меня, и мы прижимались друг к другу, и я не могла терпеть, я очень сильно хотела его.