Перестройка как русский проект. Советский строй у отечественных мыслителей в изгнании

Когда мы говорим о перестройке, о ее мотивах, мы должны исходить из того, что было в середине 80-х, и о чем преднамеренно умалчивает Сергей Кара-Мурза. Кстати, даже графики, которые приводит Сергей Кара-Мурза в защиту советского сельского хозяйства, на самом деле подрывают его советский оптимизм. Все верно, за сорок лет, с 1950 по 1990 год валовое производство сельского хозяйства выросло почти в три раза. Но из этой же диаграммы видно, что сельское хозяйство все эти сорок лет росло в пять с половиной раз медленнее, чем промышленность, т. е. несло в себе какой-то структурный изъян. И вообще рост продуктов питания в три раза по сравнению с голодным 1950 годом ничего не говорит о качестве питания в СССР. Конечно то, что мы, советские люди, потребляли в 1970 году, было пиршеством по сравнению с голодной жизнью конца 40-х – начала 50-х. Но нельзя забывать, что очереди за самым необходимым даже в сытой Москве сохранялись и в 80-х, отсюда извечное массовое раздражение советским дефицитом. Ситуация осложнялась тем, что советские люди уже в 70-е сравнивали свой достаток не с тем, чем они довольствовались в конце 40-х, когда несколько сот граммов зерна, вынесенных с поля под страхом тюрьмы, были в радость, а с достатком советской номенклатуры, с тем, как люди жили и питались в Москве, в социалистических странах Восточной Европы. Того советского человека, которого нам рисует Сергей Кара-Мурза, якобы равнодушного к благам мира сего и поглощенного идеей победы коммунизма в мировом масштабе, на самом деле уже не было. А как массового явления такого советского человека не было никогда.

Согласен с Сергеем Кара-Мурзой, что советский рацион питания давал все необходимое для сохранения и воспроизводства жизни. Благодаря усилиям Хрущева, а потом Брежнева, характерная для 30-х и 40-х угроза голода отступила. Но надо понимать, что понятие рациональной нормы питания больше подходит к организации быта в тюрьме, в казарме, чем к повседневному быту народа с историческими традициями. Даже в отношении к процессу питания в мышлении Сергея Кара-Мурзы проявляется советское, механическое отношение к человеку как объекту переделки, встраивания в железную логику строительства коммунизма. В том-то и дело, что советский дефицит был деструктивным и в гуманитарном смысле. Он нанес огромный урон традициям русского и украинского национального быта и тем самым подорвал бытовые основы национального сознания. В том и драма, что так называемый «передовой советский человек» в силу извечного советского дефицита на самом деле в массе ставил блага быта выше благ культуры. Отсюда и взрыв потребительства после распада советской системы. На самом деле миллионы людей на всем пространстве СССР большую часть жизни посвятили добыче дефицитных, недостающих продуктов питания, поиску знакомых, которые помогли бы на праздник достать «приличный заказ». Выходцы из села, переехавшие в город, что было характерно для Украины, для юга России, на воскресные дни ездили к родителям за продуктами. Реальный массовый советский человек, который посвящает значительную часть своей жизни добыче продуктов питания, не имеет абсолютно ничего общего с тем советским человеком, образ которого нам живописуют «красные патриоты».

И сам факт, что благодаря теневой экономике народы Закавказья, Средней Азии, Прибалтики сумели, в отличие от русских, сохранить свою национальную кухню, традиционный быт, противостоять советской «рационализации потребления», свидетельствует об их более высокой исходной жизнеспособности, способности противостоять советской механизации мышления, быта и труда. Высокий престиж республик Закавказья и Прибалтики, Западной Украины в советское время в глазах населения РСФСР как раз и был обусловлен тем, что там не было вечного дефицита продуктов питания, была более развита сфера обслуживания, «на каждом шагу есть кафе, рестораны». В том-то и дело, что растущие из года в год, особенно с начала 70-х, инвестиции в сельское хозяйство не давали никакой серьезной соразмерной отдачи. С начала 70-х по начало 90-х инвестиции в Нечерноземье составили громадную по советским меркам сумму в 230 млрд. рублей, а рост производительности труда все эти годы составлял всего 1,5 % в год. В целом по СССР ситуация была еще хуже. С 1971 по 1985 год в СССР государственные капитальные вложения в аграрно-промышленный комплекс составили 579,6 миллиардов рублей, а рост чистой продукции сельского хозяйства оказался близким к нулю. Все это говорило о том, что понимали многие советские аграрники еще в 70-е: советская колхозная система превращается в могилу капитальных и человеческих ресурсов, что развитие производства в рамках сложившейся в 30-е государственной организации труда на земле уже невозможно.