Перестройка как русский проект. Советский строй у отечественных мыслителей в изгнании

По этой причине никто из них, ни Николай Бердяев, ни Иван Ильин, ни Георгий Федотов, ни Николай Алексеев не делал очевидных фактов из гибели не просто старой России, русской цивилизации, но и всех без исключения классов российского общества. «В России, – пишет в 30-е Николай Бердяев, – разрушена структура социальных классов… Нужно отдать себе отчет в том, что в России сейчас все классы уничтожены, кроме крестьянства. Дворянства и буржуазии как социальных классов в России больше не существует. Коммунистические революции уничтожили попутно и рабочий класс».[91]

Об этом же, о «классовом самоубийстве старой России, пишет и Иван Ильин. «Русская революция есть редкий случай классовых самоубийств. Началось с революционно-демократического и пассивно-непротивленческого самоубийства буржуазии и интеллигенции. Затем дошла очередь до крестьянства… И параллельно идет самоубийство рабочего класса, опускающегося до состояния индустриального рабства и безработной черни. Бедная Россия».[92]

И об этом же Николай Алексеев: «Нет тех классов, на которых строилась империя, нет тех служилых людей, которыми она приводилась в движение».[93]

Речь шла не просто об уничтожении «старых классов», а об уничтожении всех самодеятельных, культурных классов, на которых держалась и духовная и производительная жизнь старой России. К началу тридцатых уже не осталось ни производительного крестьянства, ни русского духовенства, ни русских предпринимателей.

И вот здесь возникает чисто методологическая проблема, которую не хотели видеть русские мыслители в изгнании и которая, на мой взгляд, приобретает особую актуальность сегодня, в новом русском веке. Согласно мысли Николая Бердяева, уже в 1922 году в России не была возможна никакая классическая реставрация, ибо ничего не осталось от старых классов, на которых держалось старое общество.[94] Уже в 1922 году не было материальных, человеческих предпосылок для реставрации того, что было до 1917 года. В Россию пришел, как писал Бердяев, «новый слой, не столько социальный, сколько антропологический слой».[95]

Но если в России, как утверждали идеологи грядущей контрреволюции, не было человеческого материала для реставрации политической и социальной, то откуда мог взяться человеческий материал для желанного ими духовного очищения и религиозного возрождения, для катарсиса, сильного покаяния? Откуда мог взяться подлинно «русский голос», с которым связывал политические реформы в посткоммунистической России трезвый Николай Алексеев? Дай бог, чтобы на этот раз мои предчувствия не оправдались, чтобы нынешний всенародный праздник по поводу присоединения Крыма к РФ не привел к новому, уже к последнему витку распада исторической России, который начался в 1989 году. Не дай бог, ибо до сих пор мои предчувствия оправдывались. Еще в 1980 году, осенью, когда появилась «Солидарность» как политическая сила, я осознал, что к концу девятого десятилетия XX века уже не будет мировой социалистической системы, что наступил конец целой эпохи. В статье «Русские уходят из России», опубликованной в «Известиях», спустя два дня после объявления 12 июня 1990 года «суверенитета РСФСР», я сказал, что депутаты убили историческую Россию. Может быть, я не прав! Может быть, я драматизирую сложившуюся ситуацию! Но сейчас, когда я в очередной раз редактирую текст книги, в душе сидит страх.