Перестройка как русский проект. Советский строй у отечественных мыслителей в изгнании

Видит бог, нынешнее, ставшее снова модным славянофильство, учение об особой миссии русского народа отдает клиникой. Но, повторяю, поражает, что и те мыслители, которые составили гордость российской нации, не видели, не считались с духовными, моральными последствиями гибели дореволюционных российских классов, последствиями гибели того, что было принято называть российской цивилизацией.

И тут, кстати, было глубинное противоречие в самом мышлении глашатаев грядущей русской контрреволюции. С одной стороны, они обращали внимание на начавшийся у них на глазах процесс ускоренного обуржуазивания, индивидуализации, атомизации русского патриархального человека в рамках коммунистической формации. Понятно, что вечный страх за свою жизнь при Ленине и Сталине сам по себе обострял животный эгоизм, желание сохранить себя любой ценой, любыми средствами. Но в то же время они, вопреки фактам, вопреки тому, что сами наблюдали и видели, делают ставку на духовное возрождение народа. «Русский вопрос, – пишет тот же Бердяев, – есть прежде всего духовный вопрос. Вне духовного перерождения Россия не может быть спасена».[98]

В том-то и дело, что русская душа, характерное для русских мыслителей русское сердце со свойственной ему верой в Россию, и мешали русским мыслителям в изгнании мыслить систематично, в соответствии с азбучными истинами общественной науки, то есть рассматривать исследуемые ими явления в развитии, в связи с возникающими в ходе этого развития новыми обстоятельствами. Они почему-то даже не допускали мысли, что созданная Лениным и Сталиным советская, тоталитарная система способна к изменениям, саморазвитию, и, самое главное, что возможна сама гуманизация этой системы.

Поразительно, что у цитируемых выше русских философов в изгнании (Николай Алексеев в данном случае исключение) не возникло даже и предположения, что сами лидеры коммунистической России могут в конце концов разочароваться, разувериться в марксизме, что они в конце концов проявят самостоятельность мышления, которой были лишены последовательные марксисты Ленин и Сталин, и начнут искать другие, немарксистские дороги в будущее России. Ими не принималась во внимание возможность описанной выше эволюции, возможность постепенной гуманизации тоталитарной системы. И это, наверное, связано с тем, что никто из русских мыслителей, оказавшихся после гражданской войны в эмиграции, не дожил до хрущевской оттепели, до его доклада о культе личности Сталина на XX съезде КПСС, с которого и начинается реабилитация так называемой «общечеловеческой морали» в самом СССР. Никто из них не предвидел, что распад советской системы, распад идеологических основ коммунистического тоталитаризма начнется с противопоставления Сталина Ленину, с идеализации так называемых «идеалов Октября», что демократия в советской России, в КПСС начнется с публичной, открытой полемики между так называемыми «ленинцами» и «сталинистами» на партийных собраниях.

И самое поразительное, что даже такие крупные по качеству мышления (по своим аналитическим способностям к ним примыкает и Георгий Федотов) философы как Николай Бердяев, Семен Франк, на мой взгляд, не предвидели трансформацию самого марксизма, саму возможность противопоставления так называемого «молодого», «гуманистического» Маркса Марксу как идеологу диктатуры пролетариата, Марксу как идеологу пролетарской революции.