Перестройка как русский проект. Советский строй у отечественных мыслителей в изгнании

Марксизм как учение о диктатуре пролетариата, как и предвидел Георгий Федотов, действительно «был» и «сходил на нет» уже в конце 50-х. От марксизма как учения о диктатуре пролетариата мало что осталось не только у будущих еврокоммунистов, но и у советских коммунистов. Георгий Федотов был прав в том, что настоящий, подлинный революционный марксизм, который исповедовал Ленин, сошел на нет вместе с уходом с политической сцены так называемого «поколения первенцев революции»[99] Георгий Федотов, который, в отличие от других русских мыслителей, покинувших Россию на «философском пароходе» в 1922 году, успел окунуться в жизнь советского НЭПа (он выехал из СССР в 1925 году) и в молодости как социал-демократ прошел марксистскую выучку, сумел увидеть все последствия превращения марксизма из учения о революции в государственную идеологию. Уже во второй половине 20-х, когда он писал свои статьи о новой, коммунистической России, было видно, что «огромные средства, потраченные государством на пропаганду марксизма, множество журналов, марксистских институтов и академий не дали ни одного серьезного ученого, ни одного талантливого писателя». Было видно и естественное в этих условиях огосударствление и примитивизация марксизма. Если, как пишет Георгий Федотов, для него, для поколения русских социал-демократов 90-х XIX столетия марксизм был прежде всего «экономической доктриной», экономическим детерминизмом, то для России 20-х марксизм становится «обязательным катехизисом» для политграмоты. «Немногие из коммунистов, – пишет Георгий Федотов, – читали Маркса, но монополия коммунистического слова, монополия школы создали огромные кадры юношей, для которых вне коммунизма нет ничего в жизни».[100] Но именно потому, что для Федотова, как и для всей российской интеллигенции конца XIX – начала XX века (кстати, не только для Георгия Федотова, но еще больше для Николай Бердяева, Сергея Булгакова, Семена Франка), марксизм был всего лишь экономической доктриной, философией экономического детерминизма, он не видел, не мог предвидеть, что в новой России, уже после войны, преодоление того, что он называл «классовым примитивизмом» в марксизме, начнется как раз благодаря новой моде на марксизм, правда, на так называемого «молодого Маркса», «гуманистического Маркса», как говорили мы и наши профессора в 60-е уже XX столетия.

Но все же, как студент философского факультета (1963–1968 годов), могу сказать: многое связанное с судьбой марксизма в советской России, Георгий Федотов угадал. Сам по себе классический марксизм и даже марксизм «Капитала» для способных, обладающих от природы аналитическим умом студентов, при всех их усилиях, так и не становится «духовной пищей». Все верно: «Обыкновенно к концу университетских лет молодежь разочаровывалась в нем».[101] Одна часть этих активно мыслящих студентов уходила в наше время, в 60-е, в математическую логику, другая – в историю философии, третья – в становящуюся популярной социологию. Показательно, что на кафедру научного коммунизма, а потом на факультет научного коммунизма, уже во второй половине 60-х шли те, кто не обладал навыками философского мышления, те, кто с трудом сдавал экзамены по истории философии. Так постепенно умирал традиционный революционный марксизм всего спустя пятнадцать лет после смерти сначала Георгия Федотова, а потом и Ивана Ильина. Но и здесь надо быть справедливым, Георгий Федотов не предвидел то, что нельзя было предвидеть до опубликования «Философско-экономических рукописей» Карла Маркса 1844 года, не мог предвидеть, что в марксизме содержалась не только идеология пролетарской революции, но и идеология преодоления победы победившего пролетариата, идеология преодоления того, что молодой Карл Маркс называл «казарменным коммунизмом». Речь идет о его философии преодоления отчуждения человека от человека, о философии разотчуждения.

На мой взгляд, первая развернутая попытка трактовать марксизм прежде всего как теорию предметной сущности человека, как тождество процессов опредмечивания и распредмечивания содержится в докладе Генриха Батищева на конференции Института философии Академии наук СССР «Человек в социалистическом и буржуазном обществе», состоявшейся в 1966 году.[102] В это время в советской философии проблемы разделения труда, отчуждения труда, овеществления труда начисто вытесняют традиционную марксистскую проблематику, лежащую в основе его теории о пролетарской революции.