В среднем возрасте должна ослабнуть еще одна проекция, связанная с ролью родителя как символического защитника. Обычно к тому моменту, как человек входит в средний возраст, его родители либо утрачивают часть своего влияния, либо умирают. Даже в случае конфликтных или холодных отношений с родителями их символическое присутствие возводит невидимый психологический барьер. Пока сохраняется родительская фигура, сохраняется и психологический буфер, отделяющий нас от неизвестной и опасной вселенной. С исчезновением буфера человек испытывает приступ экзистенциальной тревоги. Одна моя клиентка, сорока с небольшим лет, переживала панические атаки, когда ее семидесятипятилетние родители полюбовно решили развестись. Она знала, что их брак никогда не отличался прочностью, но он все равно служил ей невидимым щитом, закрывающим от огромной вселенной. Еще до их смерти развод вдребезги разбил незримую защиту – и стал еще одним поводом чувствовать себя одинокой и покинутой в среднем возрасте.
Несмотря на множество иных проекций, утрачиваемых после первой взрослости, наиболее примечательными являются разбившиеся ожидания касательно брака, детей, карьеры и родителя-защитника.
В своей книге «Проекция и возвращение проекций в юнгианской психологии» Мария-Луиза фон Франц выделяет пять этапов проекции[23]. На первой стадии человек убежден, что внутренний (то есть подсознательный) опыт в действительности внешний. На второй происходит постепенное осознание несоответствия между реальностью и проецируемым образом (к примеру, человек выходит из состояния влюбленности). На третьей стадии требуется признание этого несоответствия. На четвертой человек вынужден прийти к выводу о том, что изначально в чем-то заблуждался. И наконец, на пятой он ищет истоки проецируемой энергии внутри себя. Последняя стадия – поиски смысла проекции – всегда подразумевает углубленное постижение самого себя.
Размывание проекций, отказ от надежд и ожиданий, которые они собой воплощают, почти всегда происходят болезненно. Но это обязательное условие самопознания. Утрата надежды на спасение извне подводит нас к тому, что нам придется спасать себя самим. На каждого внутреннего ребенка, охваченного страхом и ищущего спасения во взрослом мире, находится взрослый, потенциально способный нести за него ответственность. Осознавая суть своих проекций, человек совершает огромный шаг к освобождению от детства.
Изменения в теле и в чувстве времени
Первая взрослость нацелена на то, чтобы проецировать юношеское высокомерие на туманное будущее. Очень легко упустить из виду момент, когда энергия начинает идти на спад. Представьте, что накануне вы не выспались. Потом вы работаете как прежде, но восстанавливаетесь уже не так быстро. Затем появляется небольшое недомогание и напряжение.
Молодежь обычно довольно легкомысленно относится к своему телу, думая, что оно всегда будет им служить, защищать их и что при необходимости можно вычерпывать из него все ресурсы и оно само их снова восполнит. Но приходит день, когда мы становимся свидетелями неотвратимых изменений, происходящих помимо нашей воли. Тело становится врагом, упрямым антагонистом в героической драме, на роль в которой мы сами себя назначили. Сердце продолжает питать надежды, но тело уже за ним не поспевает. Как сокрушался Йейтс: «Ведите мое сердце прочь; желанием больное, привязанное к умирающему зверю»[24]. То, что когда-то было покорным слугой эго, сейчас превратилось в сурового врага, человек чувствует себя в плену у тела. Сколь бы высоко ни стремился воспарить дух, то, что Альфред Норт Уайтхед называл «привязанность к телу»[25], зовет его обратно на землю.
Ловушкой становится и время, когда-то представлявшееся сценой для нескончаемой пьесы, далеким пространством с вечно сияющим светом. Внезапные, резкие изменения вынуждают нас признавать не только свою смертность, единый конец для всех, но и невозможность исполнить все мечты и задумки сердца. «Никакой цельности, только отдельные фрагменты», – заключил мой друг. Изящное тело, склеп; нескончаемое лето, падение в темноту – именно это ощущение ограниченности и незавершенности ознаменовывает конец первой взрослости. Дилан Томас описал свой переход прекрасными строками: