Шестерка огромных коней прогрохотала с дальней улицы. Бронзовые гривы развевались со звоном и шелестом… Кони покинули Южный мост, чтобы первыми пойти в атаку. Кони мчались галопом, щеря пасти с растущими иглами зубов, нагибая головы с лезвиями только что возникших клинков-рогов…
Первого Лоэн встретил прямым ударом раскрытой ладони в лоб, расхохотался с рычанием — и пропал под массой гранита, мрамора и бронзы. Гул прокатился по площади, пыль и крошево взметнулись ввысь. Осколки с визгом изуродовали стены домов, оказавшихся в пределах радужного купола — и спружинили, осыпались, достигнув его границ.
Ул вскинул руку, заслоняя лицо — и медленно опустил ладонь, глядя на убийственные иглы камня, лежащие в трех шагах, у края площади.
Лоэн позаботился обо всем. Сделал бой опасным для себя вдвойне, истратив силы на защиту города и его людей.
— Ты разучился отвечать болью, — улыбнулся Ул, смахнул слезинку и шагнул ближе к куполу, положил руку на чуть теплый предел боя.
На балконы начали выскакивать богатые владельцы особняков с видом на чиновную палату — в ночных колпаках и смешных кружевных подштанниках. Нобам подавали халаты, успокоительные капли и подзорные трубы. Их привычно опекали слуги, вышколенные так, чтобы даже камнепад не заметить…
Площадь кипела, грохотала, взрывалась. По булыжнику ползли трещины, они делались всё глубже. Пыль уплотнялась, наполняя весь объем радужного купола. Ноги ощущали дрожь камня, будто город лихорадило.
Улицы оставались пустыми. Никто из горожан не спешил любопытствовать: рев, в котором и сам Ул едва мог опознать нотки голоса Лоэна, вынимал из сердец мужество, выжимал до последней капли. Ул отрешенно удивлялся, что сам он не отступает, и как это Оро, пусть и бледный, тоже не спрятался. Хотя нобы на балконах — вон, все как один лежат в обмороке или визжат, уткнувшись лицами в пол…
За спиной возник звук, едва слышный на фоне грохота. Ул обернулся, ожидая увидеть припозднившуюся «бабочку» и гадая, как мог насмешник Лоэн назвать невесомейшим словом — грузных, массивных тварей?
Шаги звучали всё слышнее, ближе. Ул дотронулся до локтя Оро и жестом предложил подвинуться и ждать гостей. Кажется, Дохлятина тоже приготовился увидеть нечто каменное, уродливое, враждебное. Погладил рукоять сабли, не обнажая сталь заранее, до опознания причины шума.
Дорн вылетел из-за угла оскаленный и страшный, пусть он и не каменный лев. Дорн не постеснялся заранее добыть саблю из ножен и нести наотлет, низко — чтобы кровь отягощала и руку, и заготовленный впрок удар.
Дорн в несколько прыжков достиг радужного купола, с разбега в него впечатался, оказался отброшен, рухнул на спину и сел, шало отфыркиваясь. Увидел, наконец, Ула, улыбнулся — и успокоился так резко, как умел лишь он, сумасшедший… Ни дрожь мостовой, ни рык Лоэна не выдавили и капли страха из этого сердца, — сообразил Ул. И тоже улыбнулся: страх беловолосого ноба был живым и сосредоточивался в людях, дорогих Дорну. Только так.
— Ты цел! — заорал Дорн, пробуя перекрыть шум.
Он встал, нехотя вложил саблю в ножны и огляделся без спешки, морщась с неудовольствием.
— Не наш бой, — возмутился Дорн, придя к окончательному выводу.
Но на всякий случай встал поближе, даже положил руку на плечо Ула. Рядом с потомком Лоэна, пусть и безмерно дальним в счете поколений, было очень спокойно. Ул не пытался вывернуться из-под ладони, хотя покровительственно-защитный жест делал его сразу и маленьким, и слабым, и отстраненным от принятия решений. Но, пожалуй, допустимо и такое после безумной ночи, наполненной шепотами древнего вервра, поднимающими невесть что из глубин души…
Удар! Площадь, весь запыленный объем боя, сотрясла чудовищная сила.
Ул обернулся, пружиня на полусогнутых ногах, щурясь, напрягая глаза — и не видя ничего в дикой мешанине осколков, пыли, искр.
Казалось, сейчас город лопнет и развалится на части. Радужная сфера из последних сил удерживала в себе бешенство боя, пульсировала, мигала, слабела… По стенам домов побежали первые трещины, и это — уже вне границ боя. Зашевелилась мостовая. Булыжники будто ожили: каждый качается, толкает боками соседей, хрипит и скрипит.
Ещё удар! Рука Дорна на плече — она очень кстати, без поддержки Ул не устоял бы на ногах, да и Дорн тоже. Оро вон — рухнул на колени, упирается ладонями, отбросив попытки казаться невозмутимым. Ему и страшно, и интересно. И ещё он, по прищуру видно, уже теперь думает, как и кому будет представлять ночное происшествие, извлекая и из чужого боя — свою выгоду.
Снова удар… Трещина в стене углового особняка слева стала так велика, что можно просунуть кулак. Из дверей толпой повалили обитатели — паниковать снаружи, где не придавит крышей, если что.
Тусклое предрассветное небо налилось тьмою и багрянцем, надавило, зримо опускаясь на купол боя и уплотняясь в тяжелую тучу. Слепящая молния впилась в верхнюю точку купола.