— Эла полагала, что следует начать заново, — сохраняя повествовательный тон, сказал Лоэн. — С кипящего камня.
— Он не выжил? Хотя вечный и всё такое, — насторожился Ул, который надеялся на более светлую сказку.
— Раны заросли, а душа не дала молодых корней. Эла до последнего дня упрямо планировала выздоровление короля. А после обвинила Тосэна в предательстве. Она стоила своих людей, тоже нуждалась в виновнике. Ей было слишком больно. В четвертом царстве такую болезнь называют — каменное сердце.
— И всё, конец истории? — понадеялся Ул.
— Конец легенды, начало кошмара, — оскалился Лоэн. — Немало веков Эла истратила на построение теории безопасного мироздания. На выверку плана мести. Не желаю впадать в бешенство и сообщать хоть одну подробность того, как погиб Тосэн, и никто не успел, не помог… Тогда настало время перемен. Последних перемен, так сказала Эла, вводя единый закон. Смертным — ограниченное развитие до безопасного уровня технологий, контроль численности. Бессмертным — утрата свободы воли через ряд методик подчинения. Идеальный порядок. Кристаллический.
Лоэн выложил на стол стопку гадальных карт, толкнул их пальцем, распределяя в веер. Брезгливо перебрал…
— И никто не остановил её?
— Если бы я вынудил тебя выбрать между Сэном и личной безопасностью, куда входит и выживание мамы, и покой друга Дорна с его ланью, ты смог бы выбрать?
— Такого выбора не существует! — возмутился Ул. — Невозможно отказаться от ответственности, спрятаться за спиной дракона или…
— Она ставила каждого перед выбором, которого не существует. И бессмертные выбирали… меньшее из зол, — глаза Лоэна полыхнули алостью. — Мы оказались примитивнее, чем сами же полагали. Мы боялись перемен. Люди мало живут и стремительно развиваются, создавая головную боль себе и соседям! Почти все мы предпочитаем размеренное течение времени и традиции. Мы не готовы пересесть с лошади на поезд, не желаем отказаться от сабли, закаленной в крови дракона и взять в руки оружие слабаков — рычаг дистанционного запуска всеобщей смерти. Королева предложила выбор и цену. Две трети бессмертных сказали, что цена… умеренная. Даже мой брат, — Лоэн прикрыл глаза. Под веками медленно погасло свечение. — Лишь четвертое царство повело себя иначе. Как ты сегодня, они заявили, что такого выбора не существует. И ушли, чтобы наследник, молодой и живущий в темпе людей, без груза лет и бремени чужого опыта, смог что-то добавить к их словам.
— Мне нечего добавить, — задумался Ул.
— Значит, мне придется однажды рассказать историю Элы ещё кому-то, — огорчился Лоэн, глядя мимо Ула. — Мир бессмертных теперь живет в иерархии, визуально… то есть для зрения и простоты, отраженной в виде карт. Таких вот. Всякий, кто делает выбор, вытягивает карту, не зная, какая ему выпадет. Обманывает себя, потому что роль одна: раб.
Лоэн смешал карты, покривился и смёл их все на пол.
— Карта моего брата — палач. Карта — всё, что у него теперь есть вместо имени, памяти и души. Так проще встроиться в иерархию. Королева называет обезличивание огранкой. Как матушка твоей Лии. — Лоэн поморщился и старательно разгладил кончиками пальцев складку у губ. — Время иссякло! Сюда мчится злющий Оро, человек с характером королевы. Он очень любит строить планы. Почти как я — разрушать их.
Вервр тихонько рассмеялся и наклонил голову, вслушиваясь. Скоро и Ул разобрал быстрые шаги и сопровождающий их шепот отборной ругани. Оро верил, что его не слышат — и отводил душу.
В комнату Оро явился с улыбкой, безмятежной настолько, что Ул почти убедил себя: ругань ему почудилась.
— Вы скушали больше, чем возможно для всех гостей княжеской свадьбы? — осведомился Оро, и голос не дрожал гневом, и глаза не метали молнии. Любезно улыбаясь, Оро уточнил: — И не лопнули? Впечатляет.
— Вы тоже не лопнули, какое совпадение. Нашли подлинник той куколки?
— Да, благодарю. Граф Орсо постепенно приходит в себя. Многое помнит смутно. Что вы готовы сказать о розах?
— Лишь то, что я не изымаю чужих подарков, пусть и посланных тем, у кого каменное сердце, — ласково, вдвойне ядовито, шепнул Лоэн. — Мальчик дал вам свет. Берегите его, и тогда останетесь собою.
— Свет или мальчика мне надлежит беречь? — нахмурился Оро.