Перевернутая карта палача

Ул ощутил, как волосы встают дыбом и потрескивают, как иголки грозовой силы колют тело, щекочут нервы. Он слышал, что за спиной орут и визжат люди — им, похоже, куда больнее и труднее перемогать внезапную грозу. Дорн что-то проорал, шагнул вперед и обнажил саблю, выставил её перед собой, сжимая рукоять обеими руками. По лезвию побежали искры, они стекали с купола — и не прорывались дальше, в русло улицы. Древний клинок, оказывается, годен не только для причинения смерти, — удивился Ул и встал рядом с Дорном, выставив вперед всего лишь раскрытую ладонь. Ощущение жжения и боли ударило, как копье, но Ул зажмурился и стал держать, перемогать.

Рев прокатился волной.

Слух отказал, глухота накрыла пронзительной, ложной тишиной. Ул распахнул глаза и запомнил этот миг в мельчайших подробностях. Собственная ладонь стала центром серебряного щита, сотканного из искр. Сабля Дорна окуталась войлоком мелких молний. Ладонь Оро чуть светится и даёт куда меньше защиты — но тоже подставлена под удар. В центре боя молния трепещет постоянным пульсом, она стала стволом огромного дерева, чья крона — горящая багрянцем туча. Молния врастает в купол, постепенно выжирая в нем прорехи. Пыль дрейфует из круга боя вовне, скрипит на зубах, вынуждает часто моргать воспаленными веками.

Так тихо, так противоестественно тихо, что сердце кажется набатом. Дышать — нельзя. Миг тянется, тянется… Невыносимо. Мучительно…

И вот, наконец, драконий рык рушится из высоты сквозь тучу! Рёв дробится многими осколками эха, мечется в лабиринтах городских улиц.

Ствол молнии с хрустом разрушается. Сквозь редеющую тучу на миг делает видно стремительное движение чешуйчатого тела. Оно призрачное, отчетливо рисуются лишь алые когти, узор багрянца на крыльях, прощально махнувший кончик хвоста с костяным шипом…

Вспышка! Слепота.

Наконец, городу возвращена мирная тишина, полная звуков и голосов. После бесконечного рева боя в куполе, после биения молний в фальшивом безмолвии, даже причитания всех горожан вместе — лишь пустяк. Худшее миновало. Сгинуло. Рассосалось.

Падает первая капля. Споро стучат вдогонку ещё капли — крупные, тёплые. Высоко и неопасно смеётся гром. Летний дождь принимается смывать пыль и страхи, чтобы утро застало город Тосэн умытым.

— Как красиво, — шепчет в ухо Дорн.

И правда. Ул широко, уверенно улыбается, проглотив ком горячей боли…

Вздох. Полной грудью. Время вернулось к обычному течению. Мир, ненадолго ставший открытым, снова захлопнулся, обрел простоту. Опять в нём нет драконов, а каменные статуи — неподвижны и неопасны. Ул поднял зудящую болью, ошпаренную искрами руку — и прощально помахал Лоэну, хотя вервр наверняка был уже безмерно далеко, в ином пространстве. Он ушёл без оглядки, надолго, а то и навсегда. Пятьсот лет… Как осознать такой путь, как пройти и не оступиться?

Лоэн оставил мешанину сведений и намеков. А ещё — глянцевое стекло идеально ровной площади и дымчато-прозрачный купол над ней. Купол хранит узор, меняющийся при изменении освещения. Чем дольше взгляд пытается найти отгадку узора, тем глубже увязает в нем, объёмном, завораживающем. Купол с прихотливыми потеками и пустотами содержит след дракона, взмах его крыльев и хитроватый прищур внимательного взора. Стеклянная площадь под куполом наполнена памятью боя. Вьются круговым узором тела навсегда застывших змей, скачут бронзовые кони, рычат львы с крыльями птиц и птичьими же задними лапами. Плоские, обездвиженные, превращенные в ничто.

— Красиво, — Ул вздохнул и добавил: — А палату жаль.

— Дорн хэш Боув собственной персоной… И ты тоже рядом с этим загадочным ребенком, — просипел Дохлятина, морщась и рассматривая свою опухшую, кровоточащую руку. — Отчего же я не удивлен?

— Вы умеете искренне удивляться, хэш Хэйд? — вмиг ощетинился Дорн, примеряя столичную усмешку.

Ул осторожно шагнул вперед. Присел, тронул край стеклянной массы: теплая, даже горячая, но уже отвердела и не обжигает. Можно выйти первым на обновленную, несколько выросшую в размерах, площадь. Осмотреться.

Чиновная палата снесена на две трети, уцелели часть стены и угловая башня, хотя теперь у неё нет фасада и дверей, прямо отсюда видны ступени винтовой лестницы. Караулка будто разрублена, стражи пропали: похоже, стремление выжить своевременно победило присягу.

Нет и половины дома напротив чиновной палаты, первый ярус рассыпался до середины особняка, второй обиженно щерится проломом фасадной стены, потеряв балкон.

Ул топтался и озирался, примечая новые и новые подробности перемен в устройстве Первой площади. Мимо прошагал Оро, а вернее, хэш Хэйд. «Оказывается, Дорн знаком с Дохлятиной», — подумалось само собой. Ул проследил, куда направляется хэш и заспешил следом, к угловой башне разрушенной чиновной палаты.

В тени, на одной из верхних степеней винтовой лестницы, сидел Сэн. Локти он установил на ножны фамильной сабли, плоско уложенной на колени. Сэн наблюдал площадь и недоуменно ворошил волосы, вытряхивая пыль.

— Дверь разбило, — сообщил он Хэйду. Улыбнулся. — Но я не собираюсь сбегать.