Перевернутая карта палача

— Десять лет назад я выкупил тебя у шлюхи мамаши, так и не знаю, почему. Девять лет назад предложил выбор: жизнь до последнего дня у меня за спиной, в моем… логове — или работу на меня. Ты выбрала власть и дом людей. Я помог тебе войти во дворец.

— Зачем напоминать то, что мы знаем? Я исправно плачу за услугу и буду платить до последнего дня, — княгиня, которой и теперь не исполнилось тридцати, капризно надула губы, играя в ребенка. — Хочешь, я скажу, что тогда… ошиблась? — Она намеренно создавала паузы, чтобы заполнять их взволнованным дыханием. — С тобой страшно… интересно, без тебя страшно… тоскливо.

— Похоть, вот как это называется в простых словах, — покривился бес. — Ради того выбора, сделанного с первого раза, а ведь я обычно даю три попытки… Ради прошлого говорю: убирайся прямо теперь, навсегда и без оглядки.

— Эй, я княгиня, а не девка, — на щеках красавицы выступили пятна. — Я привезла то, что тебе нужно. Добыла у него, как и прежде. Пять дозволений без имени, сразу пять. Конечно, он старый и смешной, я кручу им, как угодно, но я добыла и теперь хочу…

Бес прикрыл глаза и постоял немного, слушая лес и пропуская мимо ушей женский визг. Затем в один рывок оказался рядом с конской шеей, взметнулся в прыжке — и спружинил на кончиках пальцев, придерживая повод, успокаивая коня.

Человечья шея хрустнула так же просто, как кроличья. Тело дернулось и стало медленно, мягко сползать из седла.

Бес наконец открыл глаза и отступил на шаг. Он проследил, как складки белого платья стекают и успокаиваются. Лишь затем бес отвернулся, нащупал при седле чехол с бумагами, вскрыл конверт с княжеской печатью и без интереса прочитал указы. Пять открытых — на право убить волей правителя кого угодно, имя не вписано. И шестой — с внесенным рукой князя именем его третьей, нежно любимой, молодой жены… об интригах и любовниках которой в последнее время ходит ужасающе много недопустимо достоверных слухов.

— Я палач, я всегда знаю о данном мне поручении, если оно — чья-то смерть, — не оглядываясь на труп, взрыкнул бес. — Твой муж не хозяин мне, но у нас с родом Миор давняя сделка. Они позволяют мне убивать людей в этом мире… изредка. Я позволяю им вписывать имена в указы — еще реже. Я мог не искать жертву, если бы она, то есть ты, сбежала до прочтения мною указа. Дурой ты жила, дурой и подохла.

Бес смял листы, в которых не было имен — и длинно, тоскливо взвыл. Не оглядываясь ни на кроликов, ни на княгиню, он пнул вороного в бок, напугав и заставив умчаться прочь — и пешком побрел к замку.

— Кто сказал, что мне нужны эти бумаги, тем более так скоро. Тем более с запасом, — поморщился бес. — Могла выжить и увезти листки. Могла сделать хоть одно занятное дело за всю свою бездарную жизнь. С-сука. Теперь придётся начать большую охоту.

Глава 4. Багряный всадник

«… и снова упомяну о дарах крови. Не ведаю, отчего поделены они на четыре ветви. Не могу вникнуть в суть разделения и его природу. Да, алые нобы непобедимы в открытом бою и наделены пониманием чести. Синие знают вес слова сказанного и, тем более, нанесенного на бумагу. Золотые умеют управлять собою или окружающими, смотря что изберут. Белые исцеляют тело или душу, кто как справляется… Всё верно. Но как делить дары, если они — грани единого, во что я верю! И как обособлять их, если кровь порой проявляет цвет в безродном деревенщине и, наоборот, утрачивает в законном потомке древнейшего рода?

Сила крови не в наследовании от отца или матери, а в воспитании, в душевной организации, в личном выборе человека… Так я понимаю голубую кровь нобов, только так: с делами нашими и помыслами, с ростом души, кровь обретает цвет. А герб, род, предки… это не суть, а шелуха. Разве вот одно исключение, может статься, на весь мир наш единственное: кровь семьи Боув. Я избрал путь странствия сюда, на холодный северный берег, отчасти из-за намерения увидеть их. И я подтверждаю: эта кровь особенная!