— Эй, — вдруг припомнив упрямого деда Коно, рассмеялся Ул. — Захочешь умереть в муках, скажи тётке Ане, что её рыба протухла. А до того ты жив. Я даже не злюсь на тебя. Мне больно, но я перешагиваю… Справлюсь, и ты постарайся. Лия, идти далековато.
— У меня удобные туфли. Мята правда свежая? — Лия строго взглянула на Сэна и сделала сложный жест, явно принятый у нобов. Наследник Донго встрепенулся, виновато вздохнул и предложил опереться на руку. — Цветочный человек, почему с тобой я живая? С Донго не могу и слова сказать, тем более один на один! Всё в горле застревает, он ужасно серьёзный. Я почти боюсь его! Даже теперь.
— Потому что я тебе друг, а он…
Ул оборвал фразу, не зная, как её завершить, и пошёл вперёд, показывать дорогу. Ночь вытеснила из города все краски, оставив лишь оттенки серого. Стража, кажется, до последнего человека охраняла покой бального особняка. Близ площади приходилось много раз пережидать обходы, прячась за углом или в тенях. Но, чем дальше оставался праздник, тем тише и темнее делался город. В большинстве домов ставни с вечера закрыли наглухо. Реже редкого сквозь щель пробивалась рыжина свечи или фонаря, взблёскивала зрачком ночного хищника, выдавая то ли хозяйскую бессонницу, то ли крайнюю наглость воров.
Сэн сперва вежливо вел Лию, подав ей правую руку. Но, когда во второй раз в ближних тенях прошуршали шаги невидимок, он отбросил правила нобов, сместился левее и высвободил обе руки, шёпотом попросив Лию держаться за пояс и, если что, отходить к стене.
— Почти пришли, — наконец, сообщил Сэн. — Право же, мне неловко…
— Стойте, — Ул неопределённо махнул левой рукой и взбежал по щербатой кладке на ближнюю крышу. Припал к похрустывающей черепице. — Там кто-то есть.
Ул метнулся к коньку крыши, осмотрелся, сполз до водостока и мягко упал во внутренний дворик. Перемахнул ограду, миновал крохотный цветник, подтянулся на руках… и осторожно выглянул в свой переулок. У двери жилья Монза — тише тихого. Но дальше, в чернильных тенях под стеной, у старого сарая, таится человек. Недавно он кашлянул, намеренно. Тогда и пришлось взбегать на крышу, чтобы осмотреться. Человек желал быть обнаруженным и сам выбрал того, с кем намерен общаться, — понял Ул. Оценил такт и хитрость ночного гостя. Помедлил, пробуя учесть и угрозу. На душе — спокойно.
Ул перемахнул ограду, встал на булыжник мостовой в паре шагов от двери Монза, отряхнул колени и локти. Прямо, с вызовом, глянул в сторону населённой тени.
— Остроглазый до того, что хочется ослепить, — задумчиво сообщил незнакомец, не делая попыток выйти в лунный свет. — Слух хорош… на память тоже не жалуешься?
Ул качнул головой, щурясь от веселой досады. Ловкий незнакомец говорил глухо, его лицо до глаз закрывала плотная ткань, искажающая голос. Тёмная одежда, плащ. Ничего не сказать наверняка, даже рост вне понимания.
— Передай нобу Донго бумаги, пусть внимательно прочтёт, особенно разъяснения. Затем пусть как следует подумает над открытым листом, я приготовил и такой. Если проставит имена и сможет получить подписи, да ещё вчерашним днём, кое-кому испортит настроение. Хотя… для такого дела лист следует очень быстро доставить в столицу.
— Как верить человеку без лица и имени? — спросил Ул, хотя уже верил, без причины. — Ты даёшь и слишком много, и чересчур мало.
— Не в моих правилах одалживать, тем более просить. Но кое-кто заранее выложил «троецарствие» и твердит, что честно кинул кости, и гребёт выигрыш. Я отстаиваю интересы тех, кто предпочёл бы сломать фальшивую игру. Вам это может стоить жизни. Выгнали бы гостя, нобы неспокойные соседи. Неблагодарные. — Человек шевельнулся под плащом, и без того смутный силуэт будто растворился в ночи. — Девушку следует доставить домой без ущерба репутации. Карету подадут через час. Тогда время на раздумья иссякнет.
У стены едко зашипело, полыхнуло синим светом, а когда Ул проморгался, в загустевших заново тенях сделалось пусто…
— Кто там? — спросил Монз, отворяя ставень.
— Я здесь! — грозно и запоздало вмешался Сэн, выбегая из-за поворота.
— Лучше б ты убился, разбудив одну тётку Ану, но ты желаешь славы на весь рыбный рынок, — осерчал Ул. — Лия, поспеши. Тут город, даже кошки участвуют в сплетнях.
Продолжая ворчать, он прошёл до затененной стены, принюхиваясь к незнакомому, отвратительно острому и кислому запаху. Нащупал бумаги, подобрал и бегом вернулся к родной двери, чтобы последним покинуть улицу.
Не спали ни Монз, ни мама. Отговорились приступом радикулита, хотя мазями не пахло. Зато мятный взвар уже настоялся. Ул передал Сэну бумаги, поднятые с булыжника, и не стал задавать вопросов.