Лия сникла и осторожно, неуверенно покосилась на Сэна. Снова глянула на Ула и тяжело вздохнула.
— Почему всё запуталось сильнее, чем вообще возможно? Вы дружите, да? Что же мне, искать смысл в отвратительных словах графа? Сэн, очевидно, моя семья не решится принять тебя при любых поручителях. Назовём вещи своими именами, тебя продали барону. Меня вот-вот выставят на торги, примерно знаю, кто покупатели… Ул, нынешнее положение окончательно гадкое, ни птицы, ни цветы не помогут. Я переросла сказки, это очень больно.
— Вы знакомы, — наконец Сэн очнулся, постучал себя по лбу. — Так-так, сейчас я попробую понять хоть что-то. Я сто раз слышал о цветочном человеке и ни к кому в жизни так бешено не ревновал. До упоминания этого загадочного существа у меня не было поводов ревновать. Ул, мне дурно, но не настолько! Цветочному мерзавцу должно быть лет восемнадцать, так я понял со слов Элы.
— Трижды ты лез драться с ним и ставил синяки мне. Выходит, в меня и целил, — криво усмехнулся Ул. Злости не было, но изнутри так разрывало, хоть кричи.
Медленно, ужасающе медленно Ул повернул голову. Казалось, сейчас взгляд мог обрушить стену, надавив на неё… Карие глаза Сэна выдержали давление, ноб пошатнулся — и не отступил даже на полшага. Зато сам Ул резко, сдавленно охнул, присел и инстинктивно закрыл руками лицо. Не только он ощутил тяжесть: по тёмному саду, все ближе, шарил взор графа Орсо. Сквозь стекла, листву, тени — дар позволял графа быть очень зорким, когда кипела и бурлила голубая кровь. Лия села в траву и пробормотала: «Как нож под ребра». Она даже заслонилась ладонью от бального зала. Сэн подал девушке руку, недоуменно озираясь. Он не заметил ничего опасного…
— Надо убираться, — встряхнувшись, попросил Ул. — Лия, можно тебя временно украсть?
— Лучше насовсем, — без надежды в голосе предложила Лия. Помолчала, тронула за плечо, и Ул открыл глаза. — Орсо ужасен… Силища в нем, да?.. Вот что занятно: меня он заметил, тебя — нет… но это пока не важно. Ул, почему ты не вырос? Так… нечестно. Я не назвала Сэну домашнее имя. Я всё еще не знаю, как поступить!
— Ты была непостижимо умна и три года назад, ты и теперь разберёшься, — Ул сказал и ощутил, как злость вскипела и сгинула, испарилась. — Прости. У меня нет сил на любой ответ. Я заберусь на стену и подам руку, Сэн поддержит. Мы украдём тебя довольно вежливо.
В два движения Ул оказался на гребне стены и осмотрел площадь, ближние улицы, крыши домов. Захотелось спрыгнуть и бежать прочь, без оглядки… От друга, от прошлого, от боли. От выбора.
Ул обернулся, нагнулся и подал руку. Дождался, пока Лия не особенно ловко взбирается по стене, шёпотом ругая бальное платье. Сэн презрительно хмыкнул, отказавшись от помощи, и одолел подъем. Поймал Лию на внешней стороне, поставил на мостовую.
— Пожалуй, я разрешаю вам обоим помнить моё домашнее имя, — виновато глянув на Ула, выговорила Лия. — Ты прав, я всегда была… умна. Если бы я не впустила в душу Сэна, я не хранила бы столь посредственные стихи и тем более не читала их, пообещав себе не делать такого. Стоит извиниться перед цветочным человеком. Боюсь, ты не вырос по моей вине. Я предала тебя в то лето, последовав запрету мамы. Я не посмела тебя искать. Ул, ты действительно особенное, волшебное существо. Мы видимся второй раз, и второй раз сердце болит так, что не вздохнуть. Я обязана тебе жизнью, и я же предала тебя. Как просить прощения, если такое не стоит прощать?
— Ты тоже спасла меня, — обречённо выговорил Ул, привыкая быть недорослем и смотреть на Лию снизу вверх. — В тот день я перестал быть тусклым. Выздоровел.
— Вот бы развернуть время и не ходить на бал, — поникла Лия. — Как безнадежно.
— Еще того хуже, — поморщился Ул. — Вас пометили. Там… тьма в зале. Живая, вроде вьюна. На ней… пыльца? Не знаю. Вы обсыпаны тьмою, так я вижу. Этот, столичный граф, он всюду найдёт вас.
— Как и я его, — признала Лия. — Он золото по кровной ветви, причём сильное. Ул, три года я была в чистом виде белая кровь рода Икава. Но теперь ощущаю в себе золото, вижу метки тьмы, как видит их граф. На нем самом — метка, причем двойная. Почти смешно… может, я одна во всей стране способна в любой миг сказать, где находится посланник канцлера.
— Ты одна? — вяло спросил Сэн, и Ул был благодарен другу за попытку сломать молчание.
— Золота осталось мало, эта кровь слабо наследуется… В Тосэне сегодня нас двое, он и я. Сейчас он видит меня с Сэном и думает, наверное: допустить детский побег или приказать охране загнать нас назад на бал, чтобы знали длину поводка. Отвернулся… внимание угасло. Мы временно свободны. Даже странно, я хуже думала о нем.
— Пошли к нам, в гости, — зажмурившись, предложил Ул. — Сэну так и так не с кем познакомить тебя. Зато у меня есть мама. У нас на двоих есть еще дядюшка Монз. И мята припасена. Не цветёт пока, но я надрал у опушки листьев. Почти свежая.
— Жизнь моя кончена, — горестно вздохнул Сэн.