Перевернутая карта палача

Вот и стена сарая. Осталось пройти вдоль неё, без спешки, до угла. Оттуда как на ладони — двор, широкие ворота гостевой конюшни. Один взгляд, и станет ясно, что страхи глупые. Да мало ли в округе постоялых дворов, и в каждом богатые гости. Сейчас лето, время странствий!

Ул заглянул за угол, скрипнул зубами и сел. Утомлённый бегом конь брёл за конюхом, понурив шею. Скакун казался совсем тёмным после купания в неблизкой реке, но даже у такого различался блеск благородной масти. Копыта били по утоптанному двору глухо, мерно. Хотя нет: конь чуть припадал на правую переднюю.

— Перековать надо, и прочих проверь, — пробасил конюх кому-то невидимому.

Ул зажмурился, холодея от предчувствия. Он не заметил особенных следов в лесу, да и не высматривал, все ли отпечатки одинаковы. Но этот конь изрядно пробежал сегодня, даже потерял подкову. Торговцы не покупают золотых скакунов, нобы редко странствуют без свиты и слуг, если им хватает денег на безупречного коня. Люди из службы князя или канцлера не могут так густо толкаться на дороге. Значит…

За углом конюшни звонко тронул наковальню малый молот. Ул промчался через двор и скользнул в полуприкрытый чёрный ход. Прокрался вдоль комнат с припасами, миновал дверь, ведущую на задний двор. Разобрал, как у сарая поодаль шепчутся девки из прислуги: мол, на стол подано вдоволь снеди, нету мочи идти и спрашивать, надо ли что ещё. Гости и трезвые-то смотрели волками, а теперь, пожалуй, влили в себя по кувшину хмельного. Вон как шумят… Ул кивнул, скалясь и опасаясь, что теперь в его волосах может проявиться блик рыжины, отмечая бешеное биение сердца.

Ещё десять шагов через темноту, до плотно прикрытой двери, которая и свету, и шуму затычка. Ул взбежал по лестнице к комнатам гостей, оттуда выглянул на главный двор, убедился: пусто. Ужом скользнул по стене, найдя приоткрытое оконце. Теперь он мог толком рассмотреть, чьи кони устали за день. Из сумерек главного двора через широкие окна просматривался зал, где гуляли гости.

Сейчас в зале ни единого человека из прислуги. Лишь гости, шестеро рослых мужиков, ворочаются, облокотясь о столы. Седьмой лежит ничком, сунув рожу в миску с чем-то темным, жидким: видно, как течёт на стол. У стены стоит ребёнок лет десяти, волосы светлые, лицо вовсе белое, губ не рассмотреть. Возле уха узел верёвки, петля наброшена на шею и закреплена в натяг к потолочной балке.

— Не молчи, — спокойно, даже сочувственно, предложил вполне трезвый голос.

Ул нашёл взглядом говорящего: дальний из шести жрущих, темноволосый. Поигрывает боевым ножом, щурится, усмехается в усы. На вид ему лет тридцать, стать бойца и взгляд мясника…

— Твоё дело теперь совсем простое, но жизненное. Учись без ошибки выговаривать, кто напал и кому ты обязан спасением. На срок учёбы останешься при мне. Освоишь много важного. Вот хоть: чистить языком сапоги и благодарить за такую честь, — вкрадчиво, как о желанном, шепнул владелец ножа. — Начинай выговаривать, что велено: я — ваша вещь, добрый хозяин. Ну?

Мальчик зажмурился, сжал зубы… и рывком подобрал ноги!

Ул дернулся вперед — поймать, спасти. Замер, споткнувшись. За столом расхохотались на несколько голосов: сделалось понятно, что шутка продумана заранее. По спине пленника от петли протянута веревка, она надёжно обмотана вокруг пояса. Вот и получается: на веревке можно повиснуть, но нельзя удавиться. Сейчас мальчик как раз повис и чуть раскачивался.

— Ты вещь, я хозяин, — скучающим тоном сообщил темноволосый. — Смерть и жизнь, то и другое — моё решение. Я скажу, когда улыбаться и когда плакать. Ты исполнишь с рвением. Учись… Как освоишь, верну туда, откуда тебя украли злодеи. Снова будешь есть с серебра, но и тогда останешься вещью. Моей, отныне и до того дня, который я назначу тебя смертным. Всё просто. Даже противно, что приходится повторять по сто раз.

Темноволосый осмотрел стол, подвинул ближе кувшин с питьём. Принюхался, оттолкнул. Взял со скамьи другой кувшин. Утолил жажду, снова глянул на пленника.

— Самые глупые перечат день за днём. Что ж, их дело. Сразу расскажу, чего ждать, если ты таков. В первый день сниму с тебя штаны, во второй и рубаху. Привязывать стану перед постоялым двором. Каждому зеваке сообщу, что ты — вор. Прилюдно выпорю, затем оставлю кнут на крыльце. Ну, это для начала… ты помнишь, что надо сказать, да? Иначе узнаешь гораздо больше занятного.

Темноволосый потянулся, неожиданно резким и точным движением всадил нож в столешницу. Хрустнуло, откололась щепа… Мальчик вздрогнул и сник кулём на веревке, лишившись сил. Темноволосый оттолкнул кувшин, искоса, но очень внимательно, наблюдая за жертвой. Мучитель зевнул, напоказ почесал грудь через рубаху.

— Кто цел из твоего дома? Проверю… Ты вещь, я знаю много интересных игр с новыми вещами.

Наемник — иначе Ул не мог о нем думать — вывернув нож из столешницы, осмотрел лезвие, усмехнулся. Он потянулся и срезал кус с поросёнка, запечённого целиком… Изучил зал, с отвращением оценивая степень опьянения спутников.