Читаем Переводы польских форумов за 2008 г. полностью

Ну а то кто тем рускам простит, как мы поумераем? Не могут без прощения на столетия остаться! — 94-летня Albina Piechaczek сжимает в дрожащей ладони репродукцию лица Христа из туринской плащаницы. — так страшно побитый! А ведь велел отцу простить тех которых его избили.

Священник ксендз Józef Mikołajec помнит, когда предложил приходскому совету, чтобы Крестный ход в годовщину совдеповского убийства начался на "русском кладбище", что аж похолодел от собственного предложения.

58 лет, вот уже 15лет — настоятель в подопольских Богушицах. так же преподает на Теологическом Отделе Опольскоко Университета. Не словоохотливый силезец из-под Рацибужа, так что если теперь говорит, что похолодел, это значит, что 13 лет тому назад в самом деле смутился.

Потому что сказал это спонтанно, без взвешивания всех «за» и «против». Потому что обращался к людям, которые пережили погром в последних днях января 1945 года. Потому что на кладбище могут лежать убийцы их родителей, дедов, братьев и сестер, а он предложил молиться за этих убийц. И вдобавок хотел, чтобы Советам; простили.

Молиться за Русских

Крестный ход который состоялся 13 лет назад, люди в Богушицах помнят и сегодня. И те, которые начали его от отдаленного от деревни памятника вчесть солдат Красной Армии, и те, которые присоединились к ним только от второй остановки. Потому что только теперь, 50 лет спустя, начали в своей совести рассматривать, простили ли Советам или нет.

— Часть ставила в упрек священнику, что велел молиться за Русских. Ну потому что как здесь молиться за тех, которые почти всю деревню перебили — задумывается София.

Но священник ничeго не велел. Только признал, что самое время, откровенно сказать силезцам, что жертвы войны — это не только их погибшие семьи, но и также россияне которые пали на этой земле. Думал, что когда это поймут, легче им будет; простить. Для этого понимания был нужен символический жест на кладбище. А простить было нужно им самим. Потому что — как думал священник — тот, кто прощает, отделывается от веса обиды, который гнетет в душе и не позволяет жить.

Если этот аргумент до кого-то не доходил, то был еще второй. Более важный. Что Бог прощает человека, который прощает вину своим обидчикам. Так что когда католик произносит "Отец наш",он не может не простить, потому что иначе молитва неискренняя.

Мы на кухне были поставлены на расстрел.

Сегодня не известно, как тогда с этим прощением было.

Потому что те которые, к памятнику Совкам не пришли, утверждают, что не пришли не из-за запеченной злости, а только из-за того что; не на чем было доехать, на отдаленное на пять километров от деревни кладбище. Или обьясняли;"что-то им там выпало".("coś tam wypadło".)(1)

Но стояли уже в колонне на второй остановке. Остановки делали в деревне в местах убийств. И плакали.

Karol Matuszek над тремя сестрами и родителями которых Советы убили, когда ему было восемь лет. А больше всего над трехлетней Гердой. Потому что ее смерть ему жизнь спасла. Сидела на его коленях, когда россияне выломали дверь в подвал, в котором скрывалась семья. Стреляли вслепую. Пуля, которая убила девочку, только ранила Карла.

Henryk Broy над расстрелянными дедом, мамой и отцом. И двумя братьями Францикем и Альфредом и двухдневнойю сестрицей Марийкой.

И над собой тоже заплакал, потому что не запомнил всех своих близких. Однажды только приснилась ему мама, но и этот сон уже не помнит. Было ему два года, когда тетка Клара взяла его на руки и через окно выпрыгнула и побежала подальше от дома в который через дверь тут же вошли красноармейцы.

При дворе солтыса Binka плакала Гертруда. В его сарае пулеметной очередью продырявили тела ее матери и пяти братьев и сестры. Денем раньше, Руски застрелили во дворе ее отца, день позже, очередную сестру.

Расстреляли и тех, что укрылись в большом подвале Любчыков. И семьи Piechaczk, Piechot, Goll, Gielnik, Smolin, Segiet, Libs…

От 28 января 1945 г. в течении двух дней россияне перебили в Богушицах примерно триста силезцев. Местных и тех, что искали в деревне укрытие.

— Не было семьи, которая кого-то не потеряла бы, а некоторых выбили до конца. Мы тоже на кухне были поставлены на расстрел — вспоминает Maria Apostel.

— Рус спросил "сколька вас" и в пэпэша положил пять пуль. Для отца, брата, сестры, для меня и для матери, которая крикнула: "Ребята, тикайте, потому что это в последняя наша минута". Но я даже не смогла, бо страшно боялась этих пуль — Мария говорит силезским говором, так же как и ее соседи и мать которая велела ребятам, чтобы перед лицом смерти, молились.

Выжили, потому что Otylka Jagło жизнь им спасла. Вошла рыдая, спросила; может ли привести мать и братьев с сестрой. Потому что застреленный отец, и дом горят.

Перейти на страницу: