Переворот

Карета остановилась справа от театрального входа, возница развернул лошадей так, чтоб занять место поудобнее и больше не разъезжаться с другими экипажами. Через низкие, выкрашенное в красный цвет двери народ валил валом. Для зрителей побогаче был особый вход, украшенный гирляндами хмеля и цветными фонариками.

Лакеи помогли дамам выбраться на мостовую и проводили их до ступеней. На улице было грязно, сточные канавы благоухали так, что Лиза зажала нос. «Это и есть Лондон?» — было написано на её лице. Графиня рассмеялась.

— Запах цивилизации, дитя моё. Благословляй Бога, что ветер не с реки. Иначе мы задохнулись бы от дёгтя.

Дрюли-Лейн изнутри напоминал конюшню, может быть, потому что пол был засыпан опилками. С графиней де Бомон все раскланивались, а она шла чинно, лишь коротким кивком отвечая на приветствия. По всему было видно, что дама не считает приличным останавливаться в холле. Спутницы вошли в ложу и уселись на свои места. Обитые красным бархатом кресла были продавлены, и девочка провалилась чуть не по самые уши.

— В театре роскошь фальшивая, — беспечно бросила графиня. — Цветы — бумага, кровь — свекольный сок, шпаги — фольга. Но в остальном это жизнь. Через минуту ты обо всём забудешь.

Лиза перегнулась через перила и стала с любопытством разглядывать партер. Пока состоятельная публика рассаживалась в ложах, нижние места были едва ли не штурмом взяты городской толпой. Зрители неслись по скамейкам без спинок, стараясь захватить сиденья поближе к сцене. Тут и там завязывались потасовки. Между рядами проталкивались торговки с корзинами апельсинов, выкрикивая:

— А вот, кому кидаться!

Лиза фыркнула:

— Они ещё не видели спектакля, а уже хотят забросать актёров?

— Для многих это самое интересное, — пожала плечами графиня.

Девочка покусала кончик веера и снова уставилась вниз. Её внимание привлекли изящные зарешеченные кабинки, полумесяцем огибавшие сцену.

— Это бенуар, — пояснила мадемуазель де Бомон. — Выдумка Вольтера. Только так удалось согнать публику со сцены. Ещё пару лет назад самые дорогие места были прямо на подмостках.

В ложах бенуара хлопали дверцы. Из-за увитых бумажными цветами решёток раздавались взрывы смеха и визг.

— Там золотая молодёжь уединяется с актрисами, — Шарль не считал нужным скрывать от воспитанницы некоторые подробности окружающей жизни.

Он потому и настоял на поездке Лизы в театр, что преданная Бодрикур держала девочку едва ли не в монастырском целомудрии. Лизе не полагалось задумываться над вопросами, которые — де Бомон это замечал — уже начинали смутно беспокоить её. Случайно наткнувшись на кухне на целующихся горничную с лакеем, гувернантка захлопнула дверь перед носом воспитанницы и закричала: «Там никого нет!!!» — так, что у девочки заложило уши.

— Театр тем и хорош, что здесь всё выставлено напоказ, как на сцене, так и в зале.

Подобные заявления графини смущали Лизу. Но она не находила в душе достаточно стыдливости, чтоб просто опустить глаза и залиться краской. Любопытство брало верх.

Занавес заколебался, из-за него вышел человек в золочёном колпаке и с нарисованной до ушей улыбкой. Он провозгласил, что сегодня почтеннейшая публика увидит трагедию Расина «Федра».

— Будет хор, горы трупов и наставления в гражданской доблести, — съязвила графиня. — Наш выбор неплох. Вспоминай, мы читали с тобой этот текст.

Лиза кивнула. Постепенно происходящее на сцене завладело её вниманием. Шарль благодушно похмыкивал всякий раз, когда воспитанница вскакивала или сжимала подлокотники кресла. Практика в языках — первое дело.

Вдруг он заметил, что зрители в ложе на противоположной стороне зала смотрят вовсе не на сцену. Один из молодых господ, сидевших там, достал лорнет и стал бесцеремонно разглядывать графиню де Бомон с воспитанницей. Шарль давно привык, что сам вызывает повышенное любопытство. Но внимание к Лизе его насторожило.

— Посиди немного одна, моя дорогая, — сказал он девочке. — Я пойду пройдусь.

Шевалье покинул ложу и, оказавшись в коридоре, рассчитал, где именно должны были находиться заинтересовавшие его зрители. За каждой из тонких фанерных дверей переговаривались. Где тише, где громче. До шевалье долетели обрывки русского, он буквально споткнулся о знакомый, резковатый выговор.

— Бьюсь об заклад, это племянница графа Разумовского, — басил один. — Что она делает в Лондоне и где её родные?

— Вы обознались, — возражал другой. — Кто бы отпустил девочку за сто вёрст от Петербурга?

— И всё же я пойду поздороваюсь с ней, — настаивал первый. — Я многим обязан гетману и не могу...

Этого было достаточно. Шарль мгновенно оценил ситуацию как очень опасную. Он ничего не имел против молодых людей, случайно опознавших Лизу, но и позволить им подтвердить свои подозрения не мог.

Он обогнул ложу, направляясь к лестнице, миновал ливрейных служителей на входе, любезно заверив их в своём скором возвращении, и выбрался к каретам.