Перевоспитать охламона

— Я тебе скажу больше, — хмыкнул Васька, о прошлом отца он был куда осведомленнее, чем пигалица, — Они жили вместе. А потом Анютка исчезла в неизвестном направлении. Батя, помню, слетел с катушек. Искал везде. По ментам носился. Связи поднимал. Но не нашел. Мне было десять лет тогда, но я четко помню, как он бухал на кухне ночами, зажав фотку в руке.

— А почему исчезла? — тихо спросила Груня.

— Не знаю, — ответил Вася, — Батя не говорил. Помню только, что с матерью он тогда сильно поскандалил. Я думал, он ее грохнет. Они как раз разводились, а она все с бумагами мудрила.

— Я думала, твоя мама умерла, — честно призналась Груня, поглаживая Ваську по груди ладошкой.

— Для меня да, умерла, давно, — невесело усмехнулся Василий, — Не хочу о ней сейчас говорить. Единственное, что она умудрилась сделать хорошего — это родила мне сестру.

— У Пал Палыча есть дочка? — Груня едва не подпрыгнула на месте от удивления, но Васька заставил ее вернуться обратно в его объятия.

— Не-а, отцы у нас разные, — пояснил Вася, улыбаясь и вспоминая ураганчик, коим была его младшая сводная сестра, — Ивка тебе понравится. Уверен, вы найдете общий язык и будете дружить против меня.

— Дурачок, — ласково пожурила Груня парня, — Против тебя не будем.

— Знаю я вашу женскую солидарность, — хмыкнул Барин, — Дашь слабину и на голову сядете всем семейством.

— Больно нужно, — проворчала Груня.

Молодые люди замолчали, глядя в звездное небо. Шевелиться не хотелось, как и вставать и уходить из беседки, несмотря на поздний час.

— Я теперь понимаю, почему тетушка часто плакала ночами, — проговорила Груня, — И почему не любила город. Она не рассказывала про Пал Палыча. Говорила только, что когда-то давно любила достойного мужчину, но не могла быть с ним. Вот и решила жить в деревне. И меня там воспитала, когда погибли родители. Я ее очень люблю и хочу, чтобы она тоже была счастлива.

— Это понятно, — вздохнул Василий, а потом, помолчав, добавил, — Я даже точно знаю, кто теперь будет основательно работать над ее счастьем.

— Твой отец? — поняла Груня.

— А то! — хмыкнул Васька, — Я его знаю. Теперь, когда нашел, не отпустит. Он мне как-то говорил, что Анюта — его единственная настоящая любовь.

— Романтик он, — улыбнулась Груня, — Ты весь в него.

— Зайчонок, — вздохнул Васька, — Не нужно видеть меня лучше, чем я есть. Правда, не стоит. Ты же видишь, какой я.

— Вижу, — украдкой улыбнулась Груня, но предпочла не переубеждать его. Он, кажется, и сам о себе всего не знает, какой он добрый, чуткий, отзывчивый и романтичный. Да, пусть он собственник, грубиян и хам порядочный. Но он настолько глубоко и тонко чувствовал своего отца, ее саму, так тепло говорил о сестре, что Груня понимала, не может этот человек быть плохим. Никак не может. Что бы ни говорил Тарас Вольных.

Груня замолчала, лежа и греясь в надежных руках Барина. А Васька и сам, успокоенный ровным дыханием и мягким поглаживанием теплых ладошек, понял, что вот-вот уснет.

— Зайчонок, — вздохнул Василий, — Здесь, конечно, круто вот так лежать, но не сезон. Давай-ка двигать в сторону дома.

— Не хочу никуда ехать, — честно призналась Груня, глубже пряча нос в район шеи Барина, и чувствуя, что начинает краснеть от вырвавшегося признания.

— Так я и не отпущу тебя, — нахально заявил Барычинский, — Здесь до нашего с батей дома рукой подать. У меня останешься.

— Вааась… — начала Груня, но Барина прервал девчонку.

— Не хочу тебя отпускать, и потом, уже почти утро, лучше поспим лишний часок, чем потащимся в город, — резонно говорил Василий, — А я, так и быть, честно не стану тебя домогаться.

Грунька насилу смолчала. Вздохнула. Эх, знал бы кто, как сильно ей хочется, чтобы этот сильный и соблазнительно-сексуальный мужчина ее домогался. Но невинными неопытным девушкам не пристало намекать на интим и безобразия, вот и пришлось Груне смолчать, тихо помочь сложить пледы, сесть в машину и пристегнуться. А спустя пятнадцать минут черный Мерседес Барина уже парковался около двухэтажного особняка. Васька выудил из машины немного смущенную Груню, тихо уверил, что в доме нет никого, разве что бати, и потащил в дом.

Когда молодые люди вошли в просторный холл, то их внимание привлек свет, льющийся в коридор из кабинета отца через приоткрытую дверь. Приложив палец к губам, Васька взглянул на Груню. Та все поняла и на цыпочках прокралась вслед за бесшумно передвигающимся Василием. Молодые люди подошли к приоткрытой двери. Картинка, свидетелями которой они стали, заставила их тихо улыбнуться.

Пал Палыч сидел на удобном диване, а в его руках устроилась Анна Михайловна. Они о чем-то тихо шептались, то улыбаясь, то прерываясь на неспешные поцелуи, словно им было лет по шестнадцать, то обнимая друг друга. Они все говорили и говорили, не обращая внимания на окружающий мир, стремясь быть ближе друг к другу и рассказать, как провели почти двадцать лет друг без друга.