Перевоз Дуня держала… Это он – мой мужчина!

– Узнал, наконец! Что, так сильно изменилась? – со смехом ответила Таня, прикрывая тем досаду, что её не узнали сразу.

– Нет! Что ты! Вполне узнаваема! И также красива! – из вежливости возразил Саша и галантно поцеловал Тане руку.

Таня засмущалась и руку забрала. Она уже давно отвыкла от великосветского этикета. Старорежимные пережитки прошлого – что тут скажешь?

– Да ладно! Вот ты совсем не изменился! Даже, какой-то лоск появился! Стал такой импозантный! – отмахнулась от комплиментов Таня, намекая на щегольски повязанное на шее Саши кашне.

Пока искали такси, чтобы доехать до Таниного дома (ехать на общественном транспорте Саша категорически отказался, они с Варей уже насмотрелись и на московское метро, и натолкались в автобусах и дребезжащих трамваях), переговаривались о незначительных, ничего не значащих вещах, оставляя главные темы на потом, когда останутся одни.

Саша то и дело искоса поглядывал на Таню, думая о том, что время её не пощадило. Он уже угадывал знакомые черты её облика, но общего узнавания, узнавания сердцем, пока не получалось.

Варя взгляды мужа на Таню замечала, но их причину истолковывала по своему – что он также как и она смущён их положением любовного треугольника. Но, поскольку первый неловкий момент прошёл, поневоле начала думать о том, с кем им предстоит познакомиться у Тани дома. То, что её родители до сих пор живы, было маловероятно, но возможно. А, может, с мужем? С детьми? Было бы здорово!

Таня взглядов супругов не замечала. Она была погружена в себя, а её мысли перескакивали с одного на другое. По поводу праздничного стола она уже немного успокоилась. В холодильнике стояла целая кастрюля нарубленного только вчера вечером салата оливье (как удачно получилось!). Оставшуюся от салата Докторскую колбасу можно будет пустить в нарезку, добавив на тарелку Российского сыра. По дороге надо будет зайти в магазин и купить малосольную селёдочку. А к ней отварить картошечку, заправить её ароматным Кубанским подсолнечным маслом, нашинковать сладкого фиолетового лука, заправить его сахаром, солью и уксусом – получится знатное второе блюдо! В качестве вишенки на торте выставить на стол Советское шампанское и баночку чёрной икры из обкомовского продуктового набора, полученного ещё ко дню Победы. Да, и не забыть купить торт в магазине! Пожалуй, Ленинградский. Да, Ленинградский будет в самый раз – беспроигрышный вариант.

С хозяйственных забот мысли Тани перескакивали на Сашу и Варю. Оба очень хорошо выглядели, почти не изменились на лицо. А вот облик в целом изменился сильно. Они были какими-то не здешними, будто пришедшими из другого мира. Казалось ли это, потому что она их давно не видела? (Шутка сказать – 40 лет прошло! Целая жизнь!) Или из-за их одежды? Они даже пахли по-другому!

Потом мысли Тани устремлялись домой, где её ждал любимый. Как то пройдёт его встреча с новыми старыми знакомыми? И опять возвращались к быту.

21. Квартира Оболенских. Москва

– Дорогой, я вернулась!

– Танюша, как ты быстро сегодня!

– А я не одна. У нас гости!

– Гости это хорошо!

С этими словами в проёме узкого коридора показался высокий поджарый мужчина, опирающийся на трость. Как и всегда, завидев мужа, Таня начала улыбаться, её лицо стало мягким, засветилось нежностью и любовью. Вот тогда она, действительно, превратилась в красавицу и стала очень похожа на себя прежнюю, молодую. Танюшу. Танечку. Если бы на неё в этот момент смотрел Саша, он бы однозначно её узнал. Но он смотрел вперёд. Смотрел и не верил своим глазам. Перед ним стоял его друг, друг, с которым они попрощались ещё в четырнадцатом году. Седой, как лунь. Из-за этого, а ещё и из-за трости, друг выглядел стариком, но был таким узнаваемым!

– Борис!!!

– Сашка!!!

Мужчины кинулись навстречу друг другу и крепко обнялись. Момента неловкости первой встречи после долгой разлуки, когда не знаешь, что говорить (ведь, на самом деле, людей связывают повседневные мелочи, а не крутые повороты судьбы. Легче рассказать о рутине дня, чем о событиях года), не возникло.

В суете приготовлений и потом, уже за столом, царила праздничная обстановка, когда то все говорили одновременно, то дружно смеялись. Не от какой-то конкретной шутки, а просто от того, что было радостно на душе. Потом женщины стали убирать со стола посуду, и, как-то так само собой получилось, остались пить чай со свежайшим Ленинградским тортом на кухне, а мужчины зависли в комнате.

В пылу встречи и за праздничным столом, Саше неудобно было расспрашивать Бориса об его увечьях – уродливом шраме, начинающимся на шее и дальше скрывающимся за воротом рубашки, усохшей правой руке, повисшей плетью, негнущейся левой ноге из-за чего другу приходилось опираться на трость. Но это было первое, о чём Саша спросил, когда они остались вдвоём в комнате и закурили, открыв окно в палисадник перед домом. Борис долго не отвечал, и Саша, уже было, решил извиниться и перевести разговор на другую тему, но тут он заговорил: