Как-то Библиотеку посетила некая госпожа, не находившая сил расстаться с пухлым томиком тронувших чем-то ее стихов. Невостребованные - по истечении меры дней - залоги служили Библиотеке главным источником дохода, а потому самадо и не стеснялись в своей оценке, завышая стоимость книги едва не вчетверо. Возвращая книгу - разве что не в слезах - женщина справилась у Онди, не может ли тот посоветовать ей толкового, но не слишком уж дорогого переписчика - и старик тут же решил, что Мичи вполне созрел уже опробовать силы в хорошем деле. Собственно, то было дело не слишком-то и законное: при Библиотеке худо-бедно кормилось немалое число переписчиков, не имевших средств открыть собственную контору, но принадлежавших к гильдии книжников, что объединяла библиотекарей, каллиграфов, книготорговцев и переплетчиков; им-то и полагалось бы передать заказ. Позднее Мичи - вольный такке, промышлявший в обход городских порядков - подмечал, что с тех самых пор, пожалуй, так оно и пошло: в противоправности этой таилось особое будто очарование, где и находили отдушину вольные, пиратские его склонности. Онди перелистал страницы, прислушиваясь к звучанию стихов, заключенному в них настроению - и неодобрительно глядя на чей-то витиеватый почерк, со множеством самых немыслимых закорючек, призванных, по всей видимости, придать изящества и без того вполне замечательным поэтическим строкам. Представив, сколь удачно смотрелись бы они, переписанные легким, воздушным, все еще чуть наивным почерком Мичи, он, недолго думая, согласился немедленно все устроить. Пожилая госпожа явно принадлежала к той, любому самадо знакомой, довольно редкой породе людей, как раз и способных оценить по достоинству красоту неброскую, утонченную. Не располагая средствами, чтобы приобретать всякую книгу, что им понравилась, такие люди, сколь бы вдумчиво ни пытались подходить к пополнению книжного своего собрания, в конечном итоге готовы были истратить гораздо больше, чем могли бы себе позволить - а этим, конечно, не преминули бы воспользоваться расчетливые владельцы многочисленных в этой части Города книжных лавок, умея легко узнать подобного покупателя по особому блеску, которым глаза его загорались при виде той самой книги. Онди мысленно уже видел книгу готовой, и была она, несомненно, прекрасна - гармония формы и содержания всегда оставалась для старика вопросом важности чрезвычайной. Он будто и знал уже, на какой бумаге ей следует быть исполненной, как должно переплести ее, чтобы время, проведенное с ней в руках, обернулось наслаждением целостным и законченным. И, конечно же, почерк Мичи! «Получить книгу будет можно - Онди задумался, оценивая привычную Мичи скорость письма, прибавляя на переплет пару дней, да еще пару на разные обстоятельства - скажем, по истечении меры дней. Что же касается стоимости... пусть плата будет посильной, но справедливой». Старик принадлежал к узкому кругу самадо истинных - тех, что приносили Библиотеке добровольный обет служения; при ней же и состояли на полном довольствии - жили в галерее под самым куполом, питались в трапезной, хозяйство вели совместно, а настоящим богатством полагали доступ к сокровищнице мудрости, собранию достижений духа, заполнявшему бесконечные полки и требовавшему внимания неустанного. Словом, к деньгам старик, посвятивший Библиотеке жизнь едва ли не в ранней юности, был подчеркнуто равнодушен - так что платежеспособность заказчицы интересовала его, загоревшегося желанием обогатить мир еще одним проявлением красоты, в самую, что ни на есть, последнюю очередь. Такие мгновения - когда все будто складывалось одно к одному, словно само собой - Онди ценил особенно, и чистым наслаждением было для него разглядеть, а тем более и раскрыть, помочь проявиться связи, что существовала между стихами, искусством подросшего Мичи, характером будущей владелицы книги и собственным его опытом, позволявшим придать положению дел завершенность одним лишь легким движением.
Исполненная на бумаге плотной и гладкой, медового цвета, с едва различимыми золотыми прожилками, переплетенная в белую кожу с тонким тиснением, книга была закончена за несколько дней до срока. Мичи, впервые прочувствовав, что любимое занятие способно приносить ему деньги - самые настоящие - забыв обо всем на свете, проводил ночь за ночью, наиболее тщательным, на какой был способен, почерком перенося ровные строчки знаков на бумагу, какой не случалось ему и держать в руках. Переплетчик, давний знакомый Онди, выслушав от старика подробности дела, вполне очарованный изяществом замысла и содержанием книги, согласился на тот же риск: сделать лучшее, что умеет - и получить свою долю, какой уж она там будет. Дело вышло на славу: растроганная заказчица, бережно прижимая готовую книгу к сердцу, заявила, что подобное мастерство должно быть вознаграждено по достоинству, и выложила перед Онди две стопки серебряных монет, по мере в каждой.