– Да когда? – спросил долговязый мужик, у него нормальной одежды не было – тоненький ватник, а поверх замотался в одеяло какое-то, – в последнее время вообще по шестнадцать часов уже смены. Сегодня считай в четыре утра начали, а сейчас только домой идем. Это и достало уже – озверели совсем. Когда мы еще в ГСО пойдем? Нам семьи кормить надо. Разве не вы тут призывали забастовку устроить? А теперь чего – в кусты?
– Это не ГСО, – сказала я, – это человек один… а я так, решила помочь, раздать вот.
– А кто? – жадно спросил Витя. Я хмыкнула.
– Ага, щас, так вам и скажи.
Но просто так послать их подальше я не могла. Люди хорошее дело задумали, может, у них получится чего.
– Вы знаете что, ребята, – сказала я, – у вас же работают еще люди из ГСО. Которые в цехах, на полные смены. Вы с ними поговорите. Например, – я задумалась. Черт возьми, я их позывных-то не помню, рабочие у нас появляются обычно раз в неделю и только подготовкой занимаются. По-моему, они ходят, чтобы пожрать лишний раз. Да и какой смысл позывные говорить – они же на то и позывные, чтобы их кроме как в ГСО, нигде не употребляли.
– Да, у нас Шурка вот на участке, – сказал один из мужиков, – он в ГСО.
– Посмотрите сами, – кивнула я, – я-то ведь имен вам назвать не могу, имен я просто не знаю. А вот с кем еще можно поговорить… – я помолчала, чувствуя, что наверное, совершаю жуткую ошибку, – баба одна есть в лаборатории. Такая, в годах, худая, блондинка. Ходит в форме обычно, она в армии служила. Вот она вам больше про это расскажет.
Я вдруг сообразила, что даже гражданского имени Иволги не знаю.
– Ладно, поговорим, – буркнул Витя, – спасибо и на том. Ну а ты, Маш, если что, ты как, с нами будешь?
– Я – всегда!
Пожала протянутую мне Витькину руку и заторопилась вдоль забора – ноги, если честно, уже начинали конкретно мерзнуть.
На следующий день я нашла Иволгу и рассказала ей об этом разговоре. Признаться, я опасалась, что Иволга меня выругает – зачем на нее сослалась. Но она заметно обрадовалась.
– Зернышки наши прорастают, – сказала она весело, – ты все правильно сделала, Маус.
– Их ведь и правда достало все, – ответила я, – но как бороться? У нас же обстановка какая – шлепнут и не задумаются…
– Поодиночке очень опасно, – кивнула Иволга, – тут надо, чтобы они все вместе.
– Все вместе – сложно, – буркнула я. Мы ведь не умеем вместе-то, этого Иволга не понимает. Это даже не с Бомбы началось, а раньше, наверное. Каждый сам за себя, каждый выживает, как может. Кто посмелее – те вообще убивают других, лишь бы выжить. Обычные люди убивать боятся, но и сами сидят как мыши, и если на их глазах кого-то станут мучить или убивать – как вот Чума рассказывала – не посмеют и пикнуть. Куском не поделятся. Хорошо, бывают случаи, что делятся, что жалеют кого-то – но и это редко. А вот так, чтобы всем вместе встать и чего-то потребовать – это вообще неслыханно. Даже на Заводе, где вроде бы люди работают вместе.
– Они работают вместе, – Иволга будто услышала мои мысли, – по идее, должны уметь вместе защищать свои интересы. Попробуем. Не волнуйся, Маус, ты мне уже хорошо помогла. А я на Заводе тоже работаю, не думай. У меня там уже группа есть.
Вот это новости!
– Иволга, а зачем это тебе? – спросила я, – пусть бы работали как работали. Нас-то это уже не касается.
Иволга посмотрела на меня внимательно.
– Нас все касается, Маус. Надо действовать, иначе нас сомнут. Сейчас такая возможность есть, а когда владельцы производства всю власть заберут, они и дружины разгромят – точнее, себе на службу поставят, и нас уничтожат.
Меня как током ударило. Я кивнула в знак понимания. Какая она все-таки умная, Иволга. Яра вот тоже умная, и тоже понимает, что эта самая элита, которая в Новограде сидит, рано или поздно все захватит и все будет контролировать. Но Яра при этом ищет себе теплое местечко, а Иволга – думает, как нам ГСО сохранить. И вот получается, действительно, что мы его сохраним, только если… Мысль эта была такая огромная и страшная, что я ее даже додумывать побоялась.
Между тем в Танке жизнь шла своим чередом. Она, эта жизнь, все усложнялась и обрастала новыми обычаями. На собрание мы теперь ходили каждую неделю, и чуть ли не все вопросы там решали. Там же выбирали разные комиссии, и каждая занималась своим делом – кто, например, подвозом продуктов, кто отоплением, кто чистотой в помещениях. Патрули. Боевая, тактическая и всякая-разная еще подготовка. И Дана, счастливая, довольная Дана с веселой рожицей. Я ее раньше не видела такой веселой – да и правда, она ведь все время у меня дома сидела, ей нельзя было даже нос на улицу высунуть, да она и сама боялась. Жизнь в вечном страхе. Потом еще полтора месяца у дружков, я не вдавалась в подробности, что с ней там было, и она не рассказывала. Надеюсь, ничего ужасного. Знала ли она, для чего их там держали? Или просто – вот один исчез, вот другой… Я не спрашивала, боялась даже заговаривать на эту тему, и Дана тоже не говорила.