Перезагрузка

Север и Леди заторопились за мной. Я думала, что нас будут задерживать, но никто не мешал. Мы быстро облачились, надели противогазы и вышли наружу. Дальше шли молча, пока не миновали Больницу. Еще через пару кварталов фон практически нормализовался, и мы противогазы сняли – а плащи так и оставили, они еще и от мороза защищают, хороший материал, хотя и странный, очень тонкий.

Что-то с «нано», но точно не помню, как называется.

– Интересное явление, – осторожно начал Север.

– Да уж очень интересно! – буркнула я, – бред ведь какой-то!

– Ну это обычный религиозный мотив. Апокалипсис, покайтесь в грехах своих, а то будет еще хуже… апелляция к эмоциональному и бессознательному. Упоминание твоей личной слабости и несчастий, близких – чтобы расслабить и ввести во внушаемое состояние. Дальше можно внушать что угодно.

Я слушала с интересом. Все-таки не зря Север раньше учителем был. Оказывается, умный мужик. Но черные глаза Леди странно горели.

– А мне понравилось у них, – тихо сказала она, – так… тепло.

– Это они специально с тобой так жалостливо разговаривают, – пояснила я, – чтобы обмануть, понимаешь?

– Да что меня обманывать? – спросила Леди, – что с меня взять? Ничего ведь нет. Они помочь хотят. Правда – помочь… они как будто знают что-то.

– Это обычная практика во всех религиях, – вмешался Север, – ты несчастен и грешен, мы знаем, как тебе помочь, приходи к нам… и дальше осуществляют свою власть над тобой.

– Неправда, – сказала Леди оскорбленно, – они жалеют! Понимаешь – жалеют! И потом – откуда они узнали, что мои дети погибли?

Я вздохнула. Надо сказать Леди, что угадывать тут нечего. Покажите мне женщину, у которой не умер или не погиб хотя бы один ребенок! Женщина в возрасте – значит, рожала. Рожала – значит, либо неудачно, и уже можно говорить о мертвых детях, либо удачно, значит наверняка хоть кто-то из детей умер. Ткнули пальцем в небо!

Но почему-то я не могла ей этого сказать. Особенно после этого «они жалеют».

А когда она пришла в ГСО, я, помнится, прикладом ее на бегу подгоняла. Думала – уйдет на хрен, но лучше пусть уйдет, чем будет плохо бегать и погибнет. Это все правильно. Но жалеть ее я не могла. Она бы сдохла давно, если бы я ее жалела.

Но ведь это неправильно. Ведь человеку нужна жалость. Мне, например, нужна – и меня тоже сроду никто не жалел.

– Мне другое интересно, – продолжал Север, – эти больные у них вдоль стены – это, как я понял, в основном хроническая лучевая либо онкология. Понятно при таком фоне… они же выходят почти без защиты. А там фон сильный. Почему они выбрали такое место? Не понимаю, если честно. Конечно, они стараются из подвала не выходить, но все равно… Неужели такая вера в загробное блаженство?

Я вдруг сообразила.

– Так он имел в виду, что я помру – и тогда уже буду во блаженстве?

– Ну конечно. Все религии это и имеют в виду, – кивнул Север.

– А если буду продолжать грешить, то помру – и что?

– Попадешь в ад. Бог накажет.

– Так мы и сейчас уже в аду. Он же и сам сказал, старец этот.

– Ну видимо, потом будет еще хуже, – предположил Север. Я задумалась. Нет, этот Бог мне положительно не нравился. Может, эти сектанты и ничего себе, но сам Бог жалеет, выходит, только тех, кто у него прощения просит. Типа моей матери – вот попросишь прощения, тогда бить перестану. Причем я просила, и все равно это не помогало. Но как я могла попросить у Бога прощения, когда мне было шесть лет? В чем я там согрешила-то – я же не убивала тогда еще, и уж точно никакого блуда не было, и даже матери в тот момент я еще смерти не желала. А младенцы? Дана? Почему они должны все это терпеть, хотя еще ни разу не грешили. В общем, не вяжется все это.

Конечно, мысль об аде пугает. Я знаю, какой ад может быть, и не могу вот так смело сказать, что ну и фиг с ним.

Но если подумать, Ворон точно попадет после смерти в ад. Он еще хуже меня! И что – мы с ним будем в разных местах? Да ладно, хрен с ним, с адом этим, решила я. Здесь же выживаем как-то, и там выживем. Главное – с Вороном вместе. С нормальными ребятами.

Я все равно не верю ни в какой ад, по-моему, это сказки. Надеюсь, после смерти я уже спокойно буду спать вечно, и все это кончится.

11

Со мной вообще странное происходило. Раньше все мои мысли крутились вокруг того, чтобы найти пожрать, чтобы запастись на зиму и как-нибудь защититься от дружков и ворья. А теперь меня стали интересовать разные вещи, даже не знаю, почему. Может, подействовали лекции Иволги. Может, у нас в ГСО стало больно много разговоров разных, опять же, на собраниях приходилось думать, как для всех лучше. А может, это виноват Апрель с его песнями.

Может, еще и то подействовало, что мы с Ярой немного подружились. И хотя она по-прежнему заставляла меня делать большую часть работы – но с другой стороны, она ведь без ноги, так что это понятно. С этим я смирилась. Если же выдавались свободные минуты, мы часто с ней разговаривали.

Яра тоже умная баба, даже очень. Но мне и в голову не приходило позвать ее к нам, в ГСО.

Однажды я спросила ее, как вообще после войны на всей Земле – остались еще страны какие-нибудь?