– Слушай, – я взяла Русалку за руку – тонкую, с длинными пальцами, – я все спросить хотела. Вы ведь не знали, что вас просто убьют? Ну, ищущие Блаженства… вы думали, там правда что-то такое, не знаю – рай?
Русалка покачала головой.
– Мы знали. Те, кто приходит в церковь – им не сразу говорят. Там сначала так хорошо, знаешь… У меня мать умерла, отец давно уже, а мать и сестренка этой зимой. Работы нет. А тут эти. Я пошла к ним потому, что там хотя бы кормят, похлебку варят каждый день. Работать тоже много приходилось… ну и проповедовать. И тебя там обволакивают такой любовью, такой заботой. Все такие хорошие, ласковые. И молятся Богу. Мне понравилось молиться, такое теплое чувство внутри. Я думала, как хорошо… А потом меня избрали. А у избранных – все иначе. Хотя тебе с самого начала уже объясняют, что эта жизнь – ад, юдоль зла. И на самом деле, ведь ад, разве нет? Разве они неправы, Маус?
Я посмотрела в ее настороженные зеленые глаза. Кивнула. Конечно, ад, кто бы спорил.
– А потом ты все время сидишь, поёшь и молишься. И едят Избранные очень мало. В голове такое странное состояние возникает, будто пустота. И потом тебе говорят, что раз земля – юдоль скорби, то нужно уйти из жизни. Это называется «нежная смерть».
Мне показалось, что я где-то слышала это выражение. Не помню, где.
– Понимаешь, я думала, что они – благодетели. Я не то, что до конца верила. Да нам и не особо впаривали про небесное блаженство и все такое. Нам скорее объясняли, что проще уйти легко, от одного укола, чем страдать и погибнуть так, как у нас все умирают… от чумы какой-нибудь, или крысы загрызут, или не дай бог еще дружкам или лесникам попадешься. Что не надо населять мир больными детьми, а ведь большинство рожает сейчас мертвых или больных, а надо избавить мир от людей, нас, мол, и так слишком много…
– Но ведь и так много вымерло, – не выдержала я, – Сколько война-то уничтожила. И после нее тоже…
– Вроде бы да, – Русалка свесила темные волосы на лицо, – но разве не кажется иногда – нас слишком много? Еды на всех не хватает.
Это, кстати, правда, подумала я. Мне тоже в городе часто кажется, что людей осталось слишком много. Вот если бы еще половина вымерла – сколько освободилось бы относительно хорошего жилья! И хватало бы консервов, которые с довоенных времен сохранились. А так мы – как сельди в бочке…
Но это нелогично. Как же люди жили раньше, когда их было в три раза больше? И что интересно, еды и жилья практически на всех хватало.
– Тебе постоянно повторяют одно и то же: надо уйти. И ты понимаешь, что уход – избавление. Что эта жизнь невыносима… ну и правда, Маус, она же невыносима, разве нет? И зачем же мучиться, когда можно покончить со всем одним шагом? Тем более, такая безболезненная смерть, и тебя все вокруг восхваляют, ты уходишь в любви и хороших чувствах.
– Мать моя женщина! Но сейчас-то я надеюсь, ты не собираешься уходить безболезненно просто так?
Русалка скривилась, будто от боли.
– Так они же нам врали. Я-то думала, они благодетели. Нас спасают, человечество… А оказалось, это у них бизнес такой. Хари ненасытные!
Я вздохнула. Был у нас разговор с Вороном и Иволгой – а не разгромить ли это чертово гнездо? Иволга сказала:
– Не сейчас. Позже сделаем обязательно.
Ворон согласился.
– Сейчас не надо, Маус. Это нас только ослабит, взять у них особо нечего, помещения их нам не нужны с радиацией… угрожать они нам тоже не угрожают.
Они переглянулись с Иволгой, словно продолжали какой-то неведомый мне междусобой.
– Когда мы возьмем власть, – негромко сказала Иволга, – разберемся. Расстреляем всех подлецов там. Людей выпустим.
Ворон отвернулся. Мне тоже показалось диким выражение Иволги «когда мы возьмем власть». Это как она собирается сделать, интересно?
– А потом, – сказала еще Иволга, – про нас будут рассказывать, что мы кровавые палачи и убиваем возвышенных духовных людей только за то, что они молились Богу. Но мы до этого не доживем, так что можем спокойно это игнорировать.
Этого я тоже уже не поняла. Ясно было одно – сейчас мы сектантов штурмовать не будем. И конечно, командование имеет на то свои резоны, и я их понимаю.
13
Мне становилось все легче. Наступил март, и хотя у нас и в марте все так же лежит снег, но становится чуть теплее, и рождается надежда – скоро придёт тепло, зелень, насекомые… Люблю весну. Я все еще была очень слабой, но начала подниматься на ноги, делать упражнения. Однажды доплелась до выхода и подышала свежим воздухом. За что Зильбер мне сделал строгий выговор.
– Я надеюсь, ты не собираешься на работу удирать?
Мне больше не переливали кровь, анализы Зильбера уже устраивали. Ребята по-прежнему забегали ко мне каждый день. Но несмотря на весеннее время, настроение их было далеко не радужным.
– Кавказ обнаглел совсем, – жаловалась мне Чума, – уже по всем углам разговорчики идут… Я одному вчера морду расквасила. Сказал, что мол, Ворон некомпетентный, а Иволга нас вообще непонятно куда хочет завести.