Она уверенно села и посмотрела мне в глаза. Руфь расспросила меня о том, как я работаю, сколько длится сеанс и самое главное – смогу ли я ей помочь. Воспоминания о ней вызывают у меня улыбку, потому что меня скорее вдохновили ее вопросы. Было что-то удивительно честное в том, чтобы сидеть напротив женщины, желающей узнать, стоят ли наши встречи ее времени. Это задало тон нашей работе. Такие люди не будут благодарить вас за все, что получат. Руфь хотела убедиться, что она получит желаемое.
Она очень быстро вылила на меня огромный поток информации. Руфь была 46-летней еврейкой. Она обратилась ко мне, потому что ее единокровный брат Дэниел погиб в автокатастрофе три месяца назад. Кроме того, у нее было много неудачных беременностей, каждая из которых оставила свой след в душе. Хотя Руфь пришла ко мне из-за смерти своего единокровного брата, это не было главным источником ее боли. Ее отношения с ним были неоднозначными. Дэниел был тайным внебрачным ребенком ее отца, и семья узнала о его существовании только через год после смерти отца. В первую очередь мы должны были разобраться с отношениями Руфи и ее отца. Он умер более 10 лет назад, но ее горе все еще оставалось острым. Отец оставил в душе Руфи клубок хороших и негативных эмоций, который она должна была распутать.
К концу первого сеанса я заметила, что настроение Руфи изменилось. Когда мы перешли к обсуждению количества необходимых сеансов, она испугалась. Ее голос задрожал. Я впервые увидела выражение беззащитности на ее лице. Я мягко отметила, что вижу ее беспокойство, и Руфь призналась, что боялась «упасть в дыру» и при этом притворяться, что все в порядке. Я хорошо понимала ее, но не хотела давить на Руфь. Она связала дыру с конкретным образом: она, будучи маленькой девочкой, лежит на большом камне, свернувшись калачиком, и дрожит. Ей казалось, что она на дне глубокого колодца. Руфь ждала, пока кто-нибудь найдет ее, но никто не приходил. Я знала, что мне предстояло спуститься к ней на дно этого холодного колодца. Я сказала, что представила ее там, и спросила, чего бы Руфь хотела: чтобы я осталась с ней там или вывела ее на свободу? Руфь сидела с опущенной головой и дрожала. Какое-то время она не могла говорить. Я понимала ее оцепенение. Она хотела подобрать слова, но не могла произнести их. Я убедила Руфь не спешить: у нее было время на поиск ответа (на этом сеансе или на последующих). В жизни ее постоянно заставляли отвечать и действовать не по своей воле. В конце сеанса Руфь прошептала: «Останьтесь со мной», и я пообещала остаться.
Интересно отметить, что в последующие недели она уже не была в той безмолвной дыре. Постепенно я узнала ее историю. Отец был застройщиком. Его детство пришлось на Вторую мировую войну, и он два года провел в концентрационном лагере. Он единственный из семьи выжил и в конце войны переехал в Англию. Пока Руфь говорила, я поняла, что она сохранила в себе часть его травмирующих переживаний. Травма отца передалась другому поколению и означала, что Руфь не могла контролировать свою тревогу и агрессию. Она легко пугалась и чувствовала, что вот-вот произойдет катастрофа. Эта травма часто заявляла о себе, но хуже всего было то, что Руфь безрассудно подвергала себя опасности. Она хотела почувствовать себя на краю и доказать, что достойна жизни.
Руфь рассказала мне, что ее жизнь поддерживали четыре основы: сионизм, феминизм, социализм и иудаизм, однако теперь все они «развалились». Я чувствовала, какую страсть она вложила в свои убеждения, и понимала, что она сформировала их ради своей безопасности. Руфь остро чувствовала свое отчаяние из-за их утраты. Я уже была знакома с этими основами и понимала, что они развивают интеллект и чувство идентичности. Но я также знала, что абстрактные идеи не всегда помогают проработать чувства, вызывающие ощущение одиночества в холодном колодце, о котором говорила Руфь.
Спустя несколько недель я узнала, что Руфь пережила серию сложных и даже катастрофических событий в прошлом. Она потеряла девственность в 15 лет и была дважды изнасилована в семнадцать. «Я, словно зомби, подобралась к 30 годам, встречаясь с недостойными мужчинами, – поделилась она. – Затем умер мой отец, и я внезапно поняла, что у всех моих друзей уже были дети». Потом внезапная смерть ее брата. Как Руфь могла изменить ситуацию? Каждое решение сопровождалось мучительным вопросом: «Должна ли я?», на который у нее не было ответа.