Я понимала, что Барбаре стоило бы подвести итоги жизни. И хотя мне было любопытно, я решила не давить на нее. Ее образ жизни, механизмы борьбы заключались в пассивности, и это в какой-то степени охладило интенсивность ее чувств. Чем сильнее было давление, тем больше она нуждалась в этих механизмах. Все же я старалась аккуратно извлечь возможные эмоции, чтобы убедиться, что у нее есть силы справиться со страхом смерти. Барбара сказала мне, что любовь к Пэдди, работа и увлечение лошадьми придали смысл ее жизни. «Когда Пэдди заболел, люди боялись, что мне будет тяжело, – рассказала она. – Конечно, все было не так. Я не хотела находиться в другом месте или с другим человеком. Ему не нравились медсестры в хосписе. Он хотел, чтобы я заботилась о нем. Так и вышло». Я почувствовала в ее голосе любовь и гордость и поняла, что она никогда не пользовалась любовью в корыстных целях.
Лишь один раз Барбара проявила свою вторую натуру в разговоре. Она рассказала о своем отпуске прошлым летом: «Я не хочу снова уезжать. Отпуск дал мне слишком много времени для размышлений. Я предпочитаю быть занятой и оставаться здесь… Кто знает, может, у меня больше не будет такой возможности». Барбара словно случайно погрузилась в мысли о смерти. Когда я повторила ее слова, ее глаза медленно наполнились слезами. Затем она отвернулась и сменила тему, но немедленно вернулась к ней, словно продолжая разговор: «Я не боюсь умирать. Я боюсь умереть одна, боюсь, что меня найдут мертвой». Мы поговорили о том, что она могла сделать, чтобы этого не произошло. «На прошлой неделе я встретилась с медсестрой из отделения паллиативной помощи, – сказала она. – Я могу лечь в хоспис, но я хочу остаться дома». У Барбары снова выступили слезы на глазах, она подозвала собак, которые запрыгнули к ней на колени и начали облизывать лицо. Барбара смеялась и плакала, гладила их, повторяла их клички, успокаивала их и тем самым успокаивала себя. Я была уверена, что сотрудники хосписа могли позаботиться о ней дома. Мы договорились, что Барбара уточнит это, когда встретится с медсестрой через несколько дней.
Когда я связалась с Барбарой в следующий раз, чтобы назначить встречу, она не ответила. Я испугалась, что она умерла. Я думала о том, как узнать об этом, но вскоре получила сообщение от нее.
На следующем сеансе Барбара выглядела очень похудевшей и ходила с тростью. Ее дыхание было таким отрывистым, что я с трудом слышала ее слова. «Мне было не очень хорошо все это время, слишком высокая температура, – сказала она. – Я не знаю, что со мной будет. Медсестра решила, что я вот-вот умру, но я не уверена… Я как винтик, который никуда не подходит, для меня нет подходящего отверстия». Барбара говорила это и пыталась надеть носки, но была слишком слабой для этого. Я предложила ей помощь, но Барбара хотела справиться сама. В итоге я все же помогла ей. Для нее было важным жить нормально, но она была очень слабой. Для нее было подходящее отверстие: проблема заключалась в том, что она не хотела там быть.
Я узнала, что Барбара начала уделять внимание своим потребностям и пригласила друзей. Она решила устроить чаепитие на свой день рождения. «Это меня добило, – сказала она, не сдерживая слез. – Я расплакалась, потому что люди действительно прощались со мной [она заплакала еще сильнее]. Не думаю, что кто-то видел меня. Похоже, я подобралась к этому этапу…» Я собиралась ответить, как вдруг Барбара переключилась на другую тему. Во время чаепития один из друзей сказал ей: «Чаепитие прошло так, как ты хотела. Так много улыбающихся лиц. Нет причин не улыбаться». Я согласилась, что это был ее праздник, и Барбара улыбнулась своей красивой улыбкой и с гордостью зачитала сообщение от своей лучшей подруги: «Прошлый вторник стал незабываемой стороной любви, такой особенной». Я не совсем поняла смысл этого сообщения, но Барбара явно все понимала. Событие было очень важным для нее, но оставило горьковатый привкус. Она признала, как важно почувствовать любовь и попрощаться, пусть даже всем пришлось притворяться, что все нормально. Барбара скрыла свою печаль, и я уверена, что так же поступили и гости. Я не удержалась и спросила, что было бы, если бы они сказали друг другу правду.
Я сидела напротив Барбары и заметила, что хотя ей хотелось обсуждать со мной свои мысли, она не желала, чтобы я углублялась в них слишком сильно. Она сделала несколько предположений о своей смерти, но мне показалось, что часть ее хотела скрыться. Барбара явно избегала этих эмоций. Я могла узнать только те мысли, которые она решала озвучить. Барбара одновременно бежала от жизни и боролась за нее.
Мы вышли в ее маленький красивый сад. Я заметила, что Барбара расслабилась, почувствовав лучи солнца на лице и сев в любимое кресло. Она прикрыла глаза и наслаждалась обстановкой: «Ах, теперь мне лучше… Мне бы хотелось прокатиться на лошади». Я видела, что мысленно Барбары скакала верхом на лошади и ветер развевал ее волосы. На природе она всегда чувствовала себя в безопасности. И это ее успокаивало.