Переживая горе. Истории жизни, смерти и спасения

Гордон сказал мне с мягким шотландским акцентом, что у него неоперабельный рак печени и метастазы пошли по всему телу. Он признался: «Я чувствую себя потерянным. Моя жена умерла». Я заметила отчаяние в его взгляде, когда он осмотрел комнату, словно пытаясь найти место, где можно остановиться. Гордон говорил со мной периодически, отвлекаясь от чтения газеты. Такой ритм позволял ему контролировать паузы между нашими фразами, но уже то, как он переворачивал страницы, показывало его беспокойство. Он громко шуршал страницами и раздраженно бормотал себе под нос, словно кто-то специально подложил газеты, желая позлить его.

Я спросила его о жене. «Она не должна была умереть, – сказал Гордон. – Из нас двоих больным был я. Она была моложе на три года, ей было восемьдесят два. И она была здоровой, лишь ходила с трудом. Но полгода назад у нее случился сердечный приступ. Я был в гостиной, когда услышал крик и звук удара в спальне. Я побежал по лестнице и увидел ее, мертвую, на полу». Когда Гордон произнес последние слова, по его лицу потекли слезы: он был очень взволнован. Я медленно ответила, прерываясь на вдохи между словами, чтобы он мог перенять мою манеру говорить и успокоиться. Я сказала ему, что понимаю, насколько шокирующим это было для него. Мне приходилось говорить очень громко, потому что, несмотря на слуховой аппарат, Гордон почти меня не слышал. Его печаль превратилась в гнев. «Конечно, это был шок», – прошипел он и разразился гневной тирадой, которую я плохо поняла. Он в ярости сжимал кулаки. Я увидела, что на пальцах его левой руки было выбито слово «любовь», а на пальцах правой руки – слово «ненависть».

Как и многие из нас, я интуитивно знала, каким непредсказуемым бывает гнев, хотя это очень распространенная реакция в подобных ситуациях. Я убедила себя, что не хотела расстраивать Гордона своими расспросами. Я замолчала, обдумывая его гнев, и затем вернулась к основам. Я признала, какой сложной должна была быть его жизнь без супруги и какой неправильной казалась ее смерть. Гордон немного смягчился – я заметила это по его глазам. Но он сменил тему: «Я хочу чаю». Я начала понимать, что из-за болезни или, возможно, комбинации болезни и характера Гордон не мог подолгу удерживать одну мысль. Казалось, он словно входил и выходил из разных комнат своего разума, постоянно перемещаясь, потому что ни в одной из них он не чувствовал себя как дома.

Размышляя о Гордоне, я пересмотрела свои взгляды на пожилой возраст и смерть. Я часто слышала, что возраст меняет местами родителя и ребенка: теперь ребенок заботится о родителе. Порой это очень тяжело, если отношения давно стали натянутыми. На плечи ребенка ложится огромная ноша. Я мало задумывалась о том, каково это для стареющего родителя. Как страшно чувствовать, что твои силы и способности угасают, как мелочи приобретают огромный масштаб, пока ты пытаешься держать все под контролем, который с каждой секундой ускользает.

Через неделю я снова встретилась с Гордоном. Я поинтересовалась, как ему в хосписе. «Мне нравится быть здесь, но я провожу часы в ожидании, жду врача, жду физиопроцедуры, – заявил он. – У меня нет столько времени. Сегодня я провел здесь три часа. Мне уже надоело». Гордон раздраженно дернул ногой, когда отвечал мне.

Я поняла, что у него были веские причины злиться. Он не только страдал от боли и ограниченной подвижности, но и лишился почти всех, кто был ему дорог в жизни. С одной стороны, Гордон выжил, но с другой – чувствовал себя очень одиноким. Я узнала, что ему было восемьдесят пять. Он пережил свою жену, шестерых братьев и многих друзей. «Я встречаюсь только с моими сыновьями и их детьми, – рассказал Гордон. – Моя жена любила приглашать гостей, но меня это не волнует. Я жалкий мерзавец, и с меня достаточно». Я видела его противоречия: он не хотел попусту тратить время, ведь его осталось очень мало, но в то же время он был одиноким и не знал, хочет ли жить дальше. Я не могла объяснить ему это из-за его психологического состояния: он нуждался в чутком понимании. Я с трудом установила связь с ним. Нельзя было поддаваться его гневу. Способность Гордона отдаляться от людей расстраивала его еще больше. Я старательно подбирала слова, стараясь отвечать как можно проще и как можно более мягким голосом. Похоже, это его успокаивало.