Перфундере

Вот он – ответ. Мой сон был чистосердечным самообманом ребёнка, желающего забыть и никогда не вспоминать. Мой отец – один из основателей Искусственного сна. Перфундере, болото, сон… Так вот что всё это значит! Так это и есть тот истинный смысл моего стремления уйти в сон? Я такая же, как он. Как человек, которого я знала лишь какие-то одиннадцать лет своей прошлой жизни. Почему на Перфундере я создала в воспоминаниях образ другого человека? Почему не «воскресила» его, как в случае с мамой? Может потому, что я стыдилась его слабости? Не поэтому ли ненависть к себе прожигала кости? Но разве это плохо – уходить туда, где тебе хорошо? Чёрное и белое? Белое – жертвенность, алтарь на благо человечкам, маленьким, уставшим, обессиленным. Чёрное – уходить, когда ещё есть за что цепляться, ради чего жить. А ради чего тебе продолжать бороться?

Я следила за ними, за их движениями и словами, точно включив замедленный просмотр. Глаза безучастно фиксировали происходящее. Что будет значить этот взгляд в линзах оптических телекамер? Решать им – этим палачам с жёлтой дугой около зрачка.

–Мы хотим сделать Ваше совместное фото с доктором Келли, Вы не против?

–Улыбочку, мисс Ланкастер!

–Эй, старик, щёлкни «пыхой», когда я скажу, окей?

–Давай!

Смысл слов долетел до меня слишком поздно, когда яркая, как сама смерть, вспышка, ослепила меня. Сознание раскололось на тысячу сияющих друг в друга прожекторов и тут же осыпалось в яму непроглядного мрака, выключив мышцы ног. Кто-то подхватил моё обмякшее туловище, но под подушечками пальцев этого человека не было ни малой толики заботы или хотя бы внимания как к вещи, имеющей определённую цену. Так ловят мяч, чтобы затем бросить его об пол. И тогда инстинкты снова взяли верх. Удар локтем, такой же, но намного сильнее, стремительней. На этот раз мне ничуть не жаль. Слышу, как кто-то совсем рядом выругался. Выбрасываю руки вперёд, прямо на репортёров. За ними подтягивается всё тело. В висках барабанят тяжёлые молоты, и я не слышу и не вижу ничего, только чувствую, как раскачивается голова, и будто мозги бьются о черепную коробку со шмякающим, влажным звуком, а перед глазами – чернота…

Глава 5

И в пустыне есть влага

Очнулась я неожиданно, осознав вдруг, что бегу. Бегу отчаянно, будто от этого зависит моя жизнь. Уже не в первый раз подворачивая ногу, я не останавливаюсь, выжимая из своих лёгких всю возможную и невозможную вместимость. Меня не заботило то, насколько отравлен воздух, который я так жадно вдыхала, и сколько продержатся мои ноги, ноющие от бесконечных ударов стоп в неудобных туфлях об асфальт. Хоть и обессиливая с каждой секундой, я упорно бежала, уже не зная, для чего этот марафон, от чего я бегу, кто мои преследователи и есть ли они вообще. Было только чувство стремления. Оно, как быстрое речное течение в моём воображении, пыталось унести уставшее тело подальше от всех окружавших меня людей. А ещё был страх, панический, животный. Страх, что что-то страшное и неотвратимое сейчас настигнет меня. Кровь билась в висках неистовой бурей, от её рокота я не слышала ничего, кроме своего срывающегося дыхания.

–Эй! Стой!

Я слышу голос позади себя, но никак не реагирую, продолжая исступлённо переставлять ноги.

–Мисс Ланкастер! – запыхавшийся голос за спиной. – Сванвейг! Да остановитесь уже, я не причиню Вам вреда.

Вдох. Ещё один вдох. Холодный воздух царапает лёгкие. Упёршись ладонями в колени, я пытаюсь восстановить дыхание. Изображение в глазах потонуло в ярко-красной пульсации. Кажется, это ещё один глюк мозга, страдающего кислородным голоданием. Но, подняв глаза, я увидела перед собой девушку с пушистыми кудрявыми локонами до плеч и глазами, глазами с жёлтым полумесяцем, глазами журналиста…

–Я не буду отвечать на Ваши вопросы! – в миг отстранилась я. Стервятники. Гонимые ветрами новостных сводок, вы летите на запах свежей крови. Вы сами давно стали трупами, потому что день за днём питаетесь падалью.

–А я ничего и не спрашиваю. Мена зовут Розмари. От кого ты бежишь, Сванвейг?

–Я… – осёкшись, я инстинктивно посмотрела по сторонам, – Я не знаю.

–Тогда пойдём со мной. Может быть и правда есть от чего бежать…

…

В комнате играла музыка, пахло кофейными зёрнами, рассыпанными по циновке вдоль оконной рамы, перечной мятой и ещё чем-то тёплым и сладким. Ощущения играли роли мазков кисти на холсте. Диоды на потолке, в меру яркие, но не ослепляющие. Цветочный орнамент на трёх стенах, четвертая выкрашена в сиреневый тон, на её фоне устроился письменный стол. Остроугольный кофейный столик уместил на своей столешнице цепочку пушистых овечьих фигурок. Мягкость ковра переходила в холод паркета, а тёплый флисовый плед кутал дерматиновый диван.